Мы оба смотрим на Маммону, который смотрит в свою очередь на нас.
— Ходят слухи, что ты не фанат Мейсона Фаима. Как ты смотришь на то, чтобы вернуть свои легионы и получить шанс остановить войну Мейсона на уничтожение твоего мира?
Он выпрямляется и расправляет плечи.
— Наша война с Небесами была справедливой. Она была за благородное дело освобождения ангелов от нашего рабского существования. Война Мейсона Фаима — чистое тщеславие. Он использовал его и страх, чтобы собрать присоединившихся к нему генералов. Я не хочу в этом участвовать и верю, что другие генералы согласны со мной, но слишком напуганы, чтобы сказать об этом. Как видишь по моему положению, публичное несогласие обходится дорогой ценой.
— То есть, ты бы хотел остановить его.
— Очень даже.
— Отлично. Тогда давай вытащим тебя отсюда.
Я не осознавал, как сильно сосредоточился на Семиазе, пока не закончил разговор. Разговаривать с другим созданием здесь внизу — это как быть затянутым в необыкновенный водоворот света. Когда я оглядываюсь по сторонам, мы окружены душами. Я узнаю многих из них. Большинство в передних рядах — это убитые мной военнослужащие мужчины и женщины. Здесь Азазель, мой старый хозяин, адовец, сделавший из меня убийцу. Вельзевул. Амон. Мархосиас. Валефор. С дюжину других. Есть адские нувориши в призрачных мехах и украшениях. За ними — ряды и ряды других душ адовцев и людей. Больше сотни. Я никогда прежде не видел их в одном месте. Я понятия не имел, что убил так много здесь внизу. Они напирают со всех сторон, пытаясь раздавить меня. Но Тартар превратил их в лишённых субстанции пустых духов. Тени на стеклянных панелях. Я на секунду являю гладиус, и они отступают, оставляя вокруг меня ничейную землю.
— Какой милый фокус. Если бы я знал, что ты на такое способен, то не стал бы давать тебе ключ, — заявляет Азазель.
— Как тебе в отставке, босс?
Азазель — это тот адовский генерал, который вложил мне в грудь ключ от Комнаты Тринадцати Дверей. Я использовал этот ключ, чтобы перемещаться по аду и убивать для него. Я перерезал ему глотку до того, как он успел попросить его обратно.
— Я задавался вопросом, увижу ли я тебе однажды здесь внизу, и вот мы здесь. Наконец-то воссоединились.
— Не слишком расстраивайся. Я прибыл по собственной воле.
— Я показал тебе твою силу. Я сделал тебя тем, кто ты есть. Мог бы проявить немного благодарности.
— Я мог бы замучить тебя до смерти, но убил быстро.
Глаза Семиазы сузились.
— Ты пришёл в Тартар добровольно. Зачем?
— За тобой.
Я бросаю взгляд на толпу. В ней всё ещё полно мёртвых генералов. Я говорю громче, чтобы они все слышали.
— У меня для вас хорошая и плохая новости. Хорошая новость заключается в том, что вам недолго придётся страдать здесь внизу. Плохая же новость состоит в том, что Мейсон Фаим собирается сжечь дотла всю вселенную. Ему плевать на Небеса. Он просто хочет хорошую базу для своей атаки. И, скорее всего, он собирается устроить её в течение ближайших нескольких часов.
Это привлекает их внимание. Я слышу шёпот, а затем настоящие голоса из толпы.
— Ты собираешься вызволить меня отсюда? — спрашивает Семиаза.
— Да.
— Это абсурд. Тартар существует сотни тысяч лет. Если бы можно было сбежать, кто-нибудь уже сделал бы это.
— В этом вся соль. Как думаешь, за кем скорее последуют армии ада — за смертным, который дал много обещаний, но ни одного не сдержал, или за самым великим крутым генералом на свете? Единственным адовцем, который когда-либо вышел из Тартара. — Это снова вызывает бормотание. Генералы склоняются друг к другу, словно разрабатывают планы сражений. — Итак, как нам это сделать?
— Ты не можешь, — возражает Азазель. Он смотрит на Семиазу. — Ты не можешь верить этому существу.
— А почему они должны верить тебе? — спрашиваю я. — Все знают, что ты послал меня убить их. Теперь же ты хочешь удержать их в Тартаре лишь потому, что не можешь выбраться? Как функционирует это место? Этот морозильник и есть Тартар, или эта машина? — обращаюсь я к Семиазе.
— Это место и печь — части единого орудия наказания. Тартар — это машина, управляющая вселенной. Он обеспечивает тепло и энергию, чтобы зажигать звёзды для Небес и ада, и для каждого места, где обитает смертная и небесная жизнь. А мы — это топливо. — отвечает он.
Маммона истово радостно кивает.
— Мы души, признанные настолько никчёмными или беспрестанно подлыми, что Вселенная в нас больше не нуждается. Всё, на что мы годимся, — это служить топливом для огня.
Интересно, Мунинн, Нешама и их браться придумали Тартар в особенно хороший или плохой день? Они так и задумывали это место, или это ещё одна из их ошибок? Мне придётся переосмыслить, зло демиург или нет, потому что это место находится на совершенно новой шкале зла.