Алмазы для Золушки

Рафаил молча ссыпал алмазы ему в карман.

– Так что насчет вертолета? – поинтересовался он.

– Неплохая машина. Хотя, на мой взгляд, слишком шумная. И трясет на виражах.

– Это все, что ты мне скажешь?

– Нет. Скажу еще, что ты не бросишь тёмные делишки, азартные игры и пьяные драки! И никогда не станешь законопослушным гражданином!

Рафаил хмыкнул.

– Почему?

– Потому, что жадность размягчает тебе мозги. Кстати, ты же служил в Легионе… Тебе много раз приходилось оглушать «черных леопардов» или припугивать их оружием? Или ты хоть раз слышал об этом?

Возвращались молча. Рафаил сделался задумчивым и мрачным. Видно переживал расставание с частью своего богатства. А может, обиделся на «размягчение мозгов».

Добравшись до окраины селения, они так же молча, не прощаясь и не пожимая рук, разошлись. Рафаил отправился в дом жреца, Жак в свою палатку. Кира мирно спала. Жак осторожно поправил ей походную подушку, спрятал алмазы в рюкзак, достал со дна спутниковый телефон и снова вышел под ночное небо. Отойдя подальше, он сделал один короткий звонок. Потом засунул телефон обратно и лег спать.

Глава 9. Тайное становится явным

В Тиходонске, в бухгалтерии бывшей картонажной фабрики, ни шатко ни валко раскручивался очередной рабочий день. Опоздавшая на полтора часа Наташка, чувствуя, что перегнула, старалась как могла умаслить коллег, рассказывая очередную байку из своей обильно перекликающейся с «Декамероном» жизни. О «Декамероне» Наташка, разумеется, не имела ни малейшего представления, но природный талант рассказчицы эксплуатировала довольно успешно, красочно повествуя трем обитательницам кабинета историю о том, как Наташка вчера вечером угодила под раздачу от разъяренной жены очередного любовника, выследившей счастливую парочку в ресторане. Правда, они уже не откладывали дела, как раньше, и слушали без откровенного интереса, а Алена даже со снисходительной улыбкой.

– И представляете, девочки, – говорила Наташка, порывисто прижимая кулачки к высокой груди. – Она ему так коленом засандалила, что, смотрю, мой Котик весь обмяк, плюхнулся на стул и сидит, воздух ртом глотает, что твой карась на песочке. Ну, думаю, нужно валить. А как? Эта бабища дорогу к выходу перекрыла. Кольца зачем-то свои снимает, медленно так… выкладывает на столик… Мать моя женщина! Надвигается на меня, у меня душа в пятки…

История на этот раз была на грани фола. И главбух Татьяна Витальевна и профорг Нинванна вполне подходили под безжалостное определение «бабища», и наверняка скорее идентифицируют себя с разгневанной женой, чем с вертлявой любовницей. Но то ли Наташке не хватило ума сразу это понять, то ли в её коллекции не нашлось другого, не столь вызывающего сюжета, и она решила рискнуть – как бы то ни было, рассказ о незадавшемся вечере неминуемо подходил к кульминации. Вскоре ей предстояло произнести финальные фразы и выслушать резюмирующие комментарии коллег. По стоявшей в кабинете тишине она начинала догадываться, что комментарии эти будут нелестными и нужно придумать, как бы тут вывернуться и всё-таки завоевать хоть какой-то отголосок симпатии этих скучных теток.

– И я, такая, отхожу к барной стойке. Все вокруг смотрят. Ну, натурально, как в кинокомедии. «Женщина, – говорю, – давайте мирно разойдемся. Мужем лучше займитесь, вон, он посинел весь!»

«Ничего, – отвечает, – я им потом займусь, он сейчас далеко не уйдет».

– И я, такая, смотрю и вижу – ё-моё, а баба-то не шутит. И кулак у неё, как моя голова…

Но ее уже не слушали.

– Интересно, как там наша парижанка куролесит? – спросила Нинванна.

– Наверное, хорошо, – кивнула Татьяна Витальевна. – Раз назад не едет.

Алена хмыкнула.

– А чего назад ехать, раз в лотерею ей судьба счастливый билет подкинула…

Наташка осеклась. Ее надежды, что Кирины подвиги скоро забудутся, и она опять выйдет на первый план с рассказами о своей насыщенной страстями и приключениями жизни, не оправдались. Уже год, как нет этой выскочки, но воспоминания о ее необыкновенных путешествиях до сих пор живут в сердцах товарок. И на этом фоне ее страсти и приключения выглядят, как акварель первоклассницы в картинной галерее Эрмитажа.

– Короче, еле-еле оттуда выбралась, – скомкала рассказ Наташка.

А заливистая трель городского телефона поставила точку в примитивной Наташкиной истории.

– Слушаю, – солидным голосом сказала в трубку Нинванна, привычно сощурившись: любой телефонный разговор для неё сопровождался, казалось, всеобщим напряжением сил.

– Пригласите, пожалуйста, Алену Сорокину, – прозвучал в трубке приятный мужской голос.

– Аленочку? – удивленно переспросила профорг. После успеха Киры Сорокина стала ей подражать и преобразилась: встала на каблуки, надела короткие юбки, яркие маечки. Она даже посимпатичнела: опущенные книзу уголки рта каким-то чудесным образом приподнялись, и унылое выражение на лице исчезло. Теперь она уже не «тощая корова, которая не газель», как дразнила ее за глаза Наташка, а как раз газель – высокая и стройная. Но поклонники ей до сих пор не звонили.

– Да, пожалуйста. Алену Сорокину, – подтвердил голос.