При португальцах это было самое оживленное место города, с многочисленными ресторанчиками и кафе, гуляющими парами, семьями, компаниями молодежи. Сейчас оживленность и прежний ажиотаж отдыхающей публики остались, но, конечно, никакой уличной торговли уже не было, разве что здесь все еще, как в прежние времена, можно было встретить мальчишек, разложивших на тонких старых покрывалах какие-нибудь поделки из дерева или камня. В начале набережной, в ее южной части возвышалось похожее на гигантскую свечку здание бывшего Коммерческого банка,
Доехав уже поздним вечером до самой крайней точки Острова, Гриша припарковал машину и предложил Вале искупаться. На пляже уже не было ни души. Вода со стороны залива, у правого бока косы, смотревшего на город, была тихой и гладкой, словно это был вовсе не океан, а сильно соленое озеро. Наплевав на условности, они разделись догола и долго, словно дети, плескались и плавали, после чего, изможденные, вывалились из воды на песок и занялись любовью, неспешно и самозабвенно. Далеко за полночь они вернулись в Валин номер в «Панораме», откуда Гриша вышел только утром.
Как и предполагалось, следующим вечером в большом столичном кинотеатре под открытым небом, носившем имя Карла Маркса, наибольший фурор на ангольцев, пришедших на концерт советского коллектива, произвели действия фокусника Сергея Безрукова. Его номер с монетками, которые он «вытаскивал» у зрителей то из-за пазухи, то из кармана или из-за уха и с победным звоном бросал к себе в железное ведро, оказался самым популярным и был повторен на бис. Олег, которого эта интрига захватила не меньше, чем простых ангольских зрителей, потом узнал у самого Сергея секрет этого нехитрого трюка: держа ведро между большим и остальными пальцами правой руки, он прижимал ими пригоршню монет. «Собирая» левой рукой денежный урожай, якобы спрятанный на теле или в карманах зрителя, он по-хозяйски «сбрасывал» его в ведро, одновременно освобождая по одной-две монеты, зажатые между пальцами и его внутренней стенкой. Микрофон на длинном проводе, который он продолжал держать в той же левой руке, обеспечивал громкое, слышное на весь зал падение звонкой монеты на дно металлической емкости.
Номера, в том числе и собственного коллектива, объявлял руководитель «Народной мозаики», а переводил конферанс Гриша, вызвавшийся подменить уставшую с дороги и чуть приболевшую Лизу. Объявляя номер Вали, Гриша чувствовал себя особенно гордо, оглядывая свою новую подругу на сцене и угадывая под ее цветастым народным сарафаном статное тело, которым он любовался всю прошедшую ночь. Поймав на себе взгляд Гриши, севшего на первый ряд и буквально раздевавшего ее глазами, Валя, не прерывая необычайно страстную народную песню «Матушка» из репертуара Лидии Руслановой (кто мог подумать, что Гриша когда-нибудь полюбит это дремучее советское старье?!), незаметно улыбнулась Григорию со сцены уголком своих изящных, чуть припухлых губ:
Понимая, что Гриша сейчас, как тетерев на току, никого и ничего не слышит и не видит, кроме ее по-деревенски крепкой, стройной фигуры и божественного грудного голоса, Валя со сцены медленно оглядела его с ног до головы и слегка прищурила озорной взгляд:
После концерта с Лизой и Валей за компанию они направились в советскую военную миссию, где на следующий день «Мозаика» должна была также выступать, уже перед нашими советниками и специалистами. Целью была выстраданная для Лизы встреча с Олегом, который и не подозревал, какой сюрприз и даже больше – шок! – его ожидает. Подойдя к воротам миссии Гриша попросил кубинца-охранника через дежурного вызвать к воротам переводчика Хайдарова, что тот и сделал. Своих спутниц он попросил сесть в его «Рено» и не высовываться.
Обменявшим рукопожатием с Олегом, Гриша доверительно шепнул ему:
– Брат, ты только не волнуйся.