Алмазные буси. Го

   Возвращались весело, наперебой вспоминая детали удачной охоты. Жиляев с перепою облевался прямо под водой. Духом, однако, не пал и сел допивать вчерашние остатки водки. Жудаев, очевидно, тоже не с трезвой головы, отмахал на ластах чуть ли не километр от баркаса, да так, что пришлось искать. Вернулся счастливый и гордый своей физподготовкой. Славка впервые стрелял судаков. Поскольку в это время они предпочитают лежать на дне, все вернулись битые "контрольными" в голову. Это еще ничего. Как-то Анискин настрелял сазанчиков, да поделился с Андрюхой. Тот вернулся домой с целой сумкой. Беда оказалась в том, что все восемь рыб биты прямо в желчный пузырь. Как без рентгена это можно было сделать, Олег до сих пор скрывает. По этому поводу и анекдот:

   Заседает комиссия ООН по авторским правам. Тянет руку англичанин:

– Наш ученый Смит изобрел паровоз, требую записать это как английское изобретение.

   Встает русский:

– Паровоз изобрели братья Черепановы. Так что запишите за русскими. Вот и справка есть.

   Тянет руку американец:

– Лампочку накаливания изобрел американец Ватт!

   Встает русский:

– Не Ватт, а Яблочков. Русское изобретение, вот ссылка на энциклопедию.

– Немец Рентген изобрел лучи, которые видят человека насквозь! Запишите за Германией.

   Опять вскакивает русский:

– А я вот Вас отошлю к первоисточнику. Петр первый в своем письме точно указывает: "Я Вас, блядей боярских, насквозь вижу и в рот е–л!" Так что лучи за Россией, (французу) кстати, и минет тоже наш!

   На баркасе под шутки идет работа. Лето, жара, поэтому рыбу надо разделать быстро. Славка с Олегом на корме орудуют ножами. За борт, на радость чайкам летят отходы – ну РДОС? да и только. Рыбы много, только щучьим филе уже набиты все банки. Андрюха бодяжит туда маринад, значит скоро сготовится ХЭ. Да какое там скоро – губы свистят как флейты, так что скорее его туда, вслед за водкой. Главное больше водки, больше, чтобы не оставить глистам никаких шансов. Дипломаты, долго работавшие в антисанитарной Индии, Рассказывают, что главное каждый кусочек пищи запивать хорошим глотком водки. Тогда не заразишься ничем местным. Оно и понятно, откуда в Индии ракеты… Да что нам Индия – Кришну-Вишну, Брахмапутра да Камасутра. У нас есть водка. Будь она у Колумба, он бы в Индию доплыл, а не остался бы в Америке. История бы по другому сложилась. Впрочем, ничего этого не существует. Ни Индии, ни Америки – все это плод нашего больного воображения. За это и пьем.

   Ветер – не существует

   Жара – плод воображения

   Сушняк – нашего больного.

   Салют! Салют! Салют!

   Серега деловито раскуривает фильтр сигареты, блаженно затягивается и отправляется спать в каюту. Стучит движок, стучат по доске ножи, стучит сердце: "Домой, домой, домой".

   Судовладелец Гриша вспоминает о каких-то делах в городе, привязывает к голове пакет с одеждой и ныряет за борт с криком: "Я вас догоню". Жиляев философски смотрит на мелькающий в волнах пакет с привязанной головой и отправляется в рубку.

– Женька, ты дорогу до Астрахани знаешь?

– Доплывем, река доведет.

– А топлива хватит?

– А черт его знает, загляни в бак.

– Там на баке замок амбарный висит, а ключа нигде нет.

– Ну-у-у, тогда не знаю. По дальним степя-я-ям Забайкалья-я. Бродяга судьбу проклиная, тащился…

   Слово "тащился" подхватывают еще несколько глоток. Никто уже не помнит слов, как и не помнят, отчего тащился бродяга. Но песня льется над рекой на три голоса.

– И мать его тоже тащилась.

– И брат его тоже тащился.

– А батя его притащился-я-я!

   "Эй, на борту! – нас догоняет какое-то суденышко. – Топливо нужно?"

– А хрен его знает, у тебя что лишнее что ли?

– Да нет, тут какой-то хрен с пакетом проплывал, сказал вас дозаправить.

– Знаешь, брат, никакой дозаправки на самом деле не существует!

– А-а, ну-ну…

   Весело стучит движок, ему уж точно никакого дела: хватит нам соляры или нет.

– Женька, а если что, ты движок починить сможешь?

– Да ты что, я на судне первый раз.

– Но штурвал уверенно держишь.

– Да? Спасибо, а эта штука штурвалом называется? Славное море – Священный Байкал. Гей Баргузин, пошевеливай фал.

   В рубку входит, утомленный разделкой рыбы Анискин, Весь в крови с ножом в руках:

– Не престало тебе отрок про Геев на борту петь.

– Да я, дядя Олег, вроде про Байкал.

– Это ты отцу рассказывать будешь. Фал ему, понимаешь, пошевеливай…

   За плечами у Анисимова Рыбвтуз, поэтому его слова на баркасе – закон. Хотя, глядя, как он ищет датчик топлива на этой допотопной посудине ясно, что… Олег трогает какие-то кнопки, рычажки и команды в один голос орет: "Верещагин, не заводи баркас!"