Алмазные буси. Го

   Уксус (желательно рисовый) – одна чашечка

   Довести маринад до кипения (но не кипятить). Положить в горячий маринад морковь, капусту, паприку – нарезанные тонкими полосками (либо купленные у карейцев на базаре) по пригоршне каждого. Луковицу, покрошенную в пыль, листья сельдерея (без стеблей) также измельченные. Поставить маринад остывать под крышкой.

   Филе сазана нарезать брусочками, присолить, обвалять в муке и жарить в большом количестве масла до цвета темного дерева, извлечь "Шубу из маринада. Горячие бруски мяса сразу со сковороды бросать в холодный маринад на 10-15 минут.

– Это принципиально, – холодный маринад. Тогда он пронизывает рыбу насквозь, и она перестает быть рыбой. – Андрей танцует между сковородками и тарелками, выкладывая слой рыбы, слой "шубы", и снова слой рыбы. Получается какой-то натюрморт из морской травы и затерявшихся в ней обломков старого судна.

– Все то у них по-японски. Мы сначала продукт маринуем, а потом жарим, так нет же, им надо сначала жарить.

   Начинается "комариный час". Есть такое время летним вечером, когда комары словно сходят с ума по горячей рыбацкой крови. Полчища громадных кровососов как по команде срываются с потолка охотничьего домика и присоединяются к приготовлению Намбон-Дзуке. Анисимов злорадно ухмыляется и зажигает сразу две китайские спирали "от комаров". Вампиры образуют столь плотную тучу, что, хлопая себя по щекам и шее жирными руками, Андрюха в отчаянии запевает какую-то японскую песню. Однако быстро путается в диалектах и переходит на знакомое – "Над Амуром тучи ходят хмуро". Выглядит это все совсем уж по-японски. Фигура Анисимова с двумя дымящими спиралями в руках, словно статуя злого буддийского бога в храме, крутящийся дервиш, Жиляев завывающий: "И летели наземь самураи под напором стали и огня", летящие наземь прямо в тарелку с мукой, отравленные комары, треск рыбы на чадящей сковороде, удушливый запах соевого соуса и озадаченные лица егерей в дверях. Появляются два странствующих монаха, Жудаев с Ермаковым, и затягивают древнюю мантру: "Жрать – хочу -когда – готово – будет". Жу пытается отхлебнуть чаю из кружки. Тщетно, поверхность чая на два пальца покрыта телами комаров. Чайную церемония нарушают громкие древние заклятья Славки, отбивающегося от кровососов. В переводе это звучит примерно так: "Мама моя, видел я в жизни комаров, но столь извращенного соития не встречал я ни в оральной, ни в анальной сферах.

– Да будет Вам, – замечает торжественный Анисимов, – на самом деле никаких комаров не существует, все это плод больного воображения.

   Егеря вежливо освобождают проход, и мы несемся к баркасу с дымящимися кастрюлями.

   Дивное это время – летняя ночь в дельте. Казалось бы, только что миллиарды крыльев создавали равномерный гул, вселяя ужас во все живое и теплокровное, и вдруг – тишина. Лишь изредка сотня-другая припоздавших комариков споют свою песню и тут же замолкают под дружные аплодисменты слушателей. Лодки уже не снуют по каналам, не голосят искусанные москвичи. И только звон разнокалиберной посуды аккомпанирует тихим беседам бражников. За импровизированным столом баркасика вся компания. Гриша – капитан и хозяин нашего судна – впервые на охоте и это ценно: есть кому заливать в уши наши охотничьи байки. Так и сидим, заливаем кто в уши, кто в глотку.

– Фигня все это – Намбон-Дзуке, – поддразнивает Жиляева Славка. – Рыба не рыба, мясо не мясо, надо быть ближе к своим национальным блюдам. Вот уха, например, или жареный сазан.

– Ой, да ладно, уха! Тоже мне русское блюдо, – вступает в спор Анискин. – Ты чего в уху кладешь вместе с рыбой?

– Картошку.

– Картошку, дорогой, Колумб завез из Америки.

– Ну, перец…

– Вот-вот, ты еще истинно русский лавровый лист вспомни.

– Ну, на самом деле никакой ухи не существует…

– А я вот вас отошлю к первоисточникам, – замечает Жиляев.– Возьмем произведение Крылова "Демьянова уха" – "…Вот печень, потроха, вот лещика кусочек". Кто из вас, уважаемые кладет в уху потроха.

   Народ задумывается, живо представляя осклизлые внутренности рыбы, сервированные мухами.

– Ну, это смотря сколько выпить. У нас один на охоту в первый раз напросился. Взяли – кашеваром. Возвращаемся с вечерянки – голодные, замерзшие, злые, а он нам шулюма заварил из утки. Все бросились, хлебаем, а он нам: "А чего же вы яички то не едите?" Глядь, этот кашевар в шулюм утиные желудки целиком набросал – яички, говорит.

– Да, – замечает Жу, – по яйцам у нас Волошенко специалист. Как-то решили поизголяться на охоте – курицу по гуаньдукски приготовить. Просим Лешика белки от желтков отделить. Так он яйцо с двух сторон ножом пробивает и начинает в него дуть. Легкие у него как у стеклодува, так что выдувает и белок и желток разом. При этом ругает яйца на чем свет стоит, неправильные, мол.

– О, сколько нам открытий чудных

   Готовит просвещенья дух

   И опыт – сын ошибок трудных.

   Жудаев взмахивает руками и ночную волжскую тишину разрезает многоголосый рев.

– И геев пидароксов друг!!!