Альма. Ветер крепчает

– Если повернуть пергамент севером кверху, как на картах, – говорит Гардель, – то вместо рта и глаз черепа можно кое-что прочесть: XIX, 01,10

– Ага. И что?

Гардель открывает Библию.

– «…И вот, некто, именем Закхей…»

– Простите?

– «…начальник мытарей и человек богатый…»

– О чём вы?

– Лука, глава девятнадцать, стихи с первого по десятый.

– Как-как?

– Бычья голова – это и правда святой Лука.

Жозеф делает вид, что с трудом следит за его мыслью.

– Глава девятнадцать, стихи с первого по десятый, Евангелие от Луки: «И вот, некто, именем Закхей…»

– Закхей…

– «…человек богатый…»

– Богатый… – повторяет Жозеф.

Он открывает рот, будто начинает догадываться, но тут же закрывает обратно и делает смущённое лицо.

– Простите. Я не понимаю.

Гардель хватает его за шею. Сперва Жозеф думает, что он тут же бросит его через перила в бурлящую воду, но капитан тянет его в другую сторону – к широкой лестнице, ведущей к каютам. На последних ступенях Жозеф спотыкается. Капитан подбирает его с пола и тащит за собой до самой двери. Отпирает оба замка. Теперь Гардель берёт Жозефа за загривок и, проведя, как марионетку, к столу, тычет лицом в разложенную на нём карту. Молча он упирает палец в крохотный островок к востоку от Сан-Доминго, недалеко от Пуэрто-Рико.

И, несмотря на дрожь пламени, Жозефу удаётся прочесть одно слово, в паре сантиметров от его глаз: Закхея.

Жозеф улыбается. Он так долго ждал этой минуты. Человек за его спиной не только страшен, но и умён.

– Закхея?

Жозеф хотел, чтобы Гардель сам нашёл это место. Чтобы путь к разгадке обернулся крутым склоном и уже ничто не смогло бы его удержать.

– Так значит, здесь… – говорит Жозеф.

– Да, здесь, – произносит Гардель, медленно выпуская его шею. – Здесь. В пяти днях пути.

Жозеф пытается повернуть голову, чтобы взглянуть на него. И походя замечает тень ящиков под капитанской койкой. Ради них всё и делалось. Ради содержимого этих двух ларей в кроватной нише посреди океана.

Позади них скрипнули доски пола. Они оборачиваются.

Это Жак Пуссен, бледный как смерть. Это он вошёл в каюту.

– Я ищу Жозефа Марта, – говорит он.

Гардель, напротив него, страшен. Он сверлит его голубыми глазами. Что плотник успел услышать из их разговора?

– Мне нужен Март, – повторяет Пуссен.

Капитан выпускает Жозефа. И вытирает руку о сюртук.

– Забирайте. Мне он больше не нужен.

– А это?

Пуссен показывает на лежащую на столе книгу.

– Кажется, это моё.

– Она мне тоже больше не нужна, – говорит Гардель. – Не разбрасывайте свои вещи.

Пуссен берёт Библию огромными руками. Он потерял её несколько недель назад.

Чувствуя, что между двумя глядящими друг на друга мужчинами тоже есть тайна, Жозеф думает о словах Альмы: важно только то, о чём знает один или двое. Он чувствует, как корабль проседает под грузом тайн.

42. Великан в небе

Плотник повёл Жозефа в дальний угол трюма, в самые недра судна. Здесь он приспособил верстак.

Пол идёт под уклон, мастерская вся перекошена, однако каждый инструмент закреплён в отдельной нише. Каждый нагель на своём месте. Доски аккуратно лежат боком. Опилки и стружка сметены в полубочку, чтобы завтра затопить один из котлов на кухне у Кука. Даже ножи для рубанка покоятся на поделённой на квадраты полке плашмя, чтобы, если пропадёт хоть один, сразу было заметно.

Пуссен усаживает Жозефа на ящик с пилами. Что такое? Жозеф готовится к худшему. Он косится на две пары больших ножниц, которые лежат в ближнем отсеке. Если Пуссен станет помехой, он не должен колебаться.

– Клюкарза, – говорит наконец Пуссен.

– Клюкарза?

– Клюкарза.

– Клюкарза… – повторяет Жозеф, и слово начинает понемногу отдаваться где-то в мозгу.

У Пуссена напрягается нижняя челюсть.

– Клюкарза… – снова тянет Жозеф, рассчитывая на подсказку.

– Клюкарза! – орёт Пуссен. – Клюкарза!

Капитан Гардель, незаметно стоявший позади, вздрогнул. Внезапное появление Пуссена, да ещё с таким лицом, насторожило капитана, и он проследовал за ними в трюм, где спрятался, чтобы понять, в чём дело.

– Клюкарза, – говорит Жозеф, как будто. если повторять это слово до бесконечности, смысл его станет ясен.

Однако ничто не проливает свет на загадку клюкарзы, даже мечущие огонь глаза Пуссена.

Когда Жозеф уже готовится схватить огромные ножницы, взгляд его пробегает по соседним полкам. И замирает на пустой ячейке. Он моргает, несколько секунд смотрит на эту страшную пустоту, пока сказанное плотником слово не заполняет её точь-в-точь.

– Клюкарза! – вскрикивает он.

– Клюкарза, – подтверждает Пуссен как можно спокойнее.

Теперь они говорят об одном: о клюкарзе, стамеске с изогнутым лезвием, таким острым, что входит в нежную древесину, как чайная ложка в сметану.

– Вчера она была, – лепечет Жозеф. – Точно помню, она у меня была.

И даже Гардель в укрытии шепчет про себя это роковое слово.

– Утром я нашёл твою сумку на этом ящике, – говорит Пуссен.

Жозеф вспоминает, в каком состоянии возвращался вчера в мастерскую после того дыма.

– В ней было всё, кроме клюкарзы, – объясняет Пуссен.

– Клюкарзы, – повторяет Жозеф.