Конкистадоры во главе с Карртэссом наблюдали от начала до конца. Увиденное до тошноты напугало их. Они назвали этот день — «Кровавый четверг». Армия вернулась к флоту, чтобы отдохнуть и подготовиться к нападению. Карртэсс переживал, что многие конкистадоры после увиденного побоятся нападать на ацтеков, и могут отказаться воевать. Он никому не доверял, так как знал — когда ты не доверяешь никому, ты не огорчаешься предательству. Для того чтобы никто не отступил, он приказал сжечь корабли. У конкистадоров осталось только два выхода: победить или умереть. Карртэсс придумал как использовать свое сходство со статуей. Утром вся армия снова подошла к тому месту, где их не могли увидеть, а Карртэсс забрался на вершину пирамиды и закричал. Спустя несколько минут его окружили ацтеки. Такая быстрая реакция поразила его. Сотни вооруженных ацтеков стояли на лестнице пирамиды, и еще несколько сотен стояли внизу. Карртэсс не испугался, но прижался спиной к колу. Главный воин ацтеков смотрел на него изучающим взглядом, после чего крикнул: «Кетцалькоатль!» и встал на колени. Его примеру последовали остальные. Карртэсс ликовал. Он наслаждался успешным обманом, и осознал правоту фразы «Главное убедить себя, тогда убедить остальных будет еще легче».
Через некоторое время, наверх пирамиды поднялся император ацтеков — Почтенный ацтек. Он встал на колени, и со счастливым лицом смотрел на своего бога. Карртэсс подошел к императору и спросил на понимаемом языке:
— Где «Древнеславянская книга мертвых»?
— О Великий! Вы научили меня всему, что я умею, рассказали все, что я знаю. Если не знаете Вы, то я тоже не могу знать.
Карртэсс не сомневался в правдивости слов императора. Его привело в ярость время потраченное в никуда. Его разрывали мысли о том, что придется заново начинать поиски книги. Карртэсс спросил:
— Знаешь ли ты, что такое жизнь?
— Нет, — с досадой ответил император.
— Жизнь — это смерть. Осуществи ее! — сказал Карртэсс и взмахом руки перерезал горло императору, добавив, — Не верь глазам своим, когда смотришь на человека.
Почтенный ацтек схватился за горло. Кровь текла между пальцев. Он, хрипя, произнес:
— КИНГА ИШЬ ДНО САРГАССО КТУЛХА КИЯ К ХУЯ…[2]
Карртэсс толкнул его ногой, и император покатился по лестнице. Когда конкистадоры увидели это — они напали на ацтеков.
Так в один день уничтожили великую Ацтекскую империю. С бессмысленной жестокостью, на которую способен только человек.
6
Я тяжело переживала выкидыш, несмотря на то, что была сильной девушкой. Есть вещи, против которых любая сила бессильна. Случившееся не подавило меня, а наоборот, я еще сильнее захотела ребенка. Чтобы легче оправиться от трагедии, отец забрал меня жить к себе.
Через некоторое время, я вновь пришла к старому, доброму доктору. Вошла в кабинет как только медсестра азиатка вышла из него. Доктор выслушал, высказал слова сожаления, но денег меньше не взял. Я выбрала другого суррогатного отца, но тоже с ником — Logos. Подписала документы, заплатила, поблагодарила старого, доброго доктора, и уже выходила как он сказал:
— Желаю вам удачи!
— Надеюсь, в этот раз все будет хорошо.
— Надежда приводит к разочарованию, — сказал доктор и добавил. — Вы не боитесь того, что молния всегда бьет дважды, а то и трижды в одно и то же место?
— Я, как любая, нормальная женщина мечтаю о счастье.
— Мы слишком много мечтаем, для того чтобы жить, — сказал доктор.
Я посмотрела на доктора и со злостью сказала:
— Я всего лишь хочу быть счастливой женщиной.
— Счастливая женщина — это женщина изменяющая мужу, хе-хе!
— А счастливый мужчина?
— Счастливый мужчина — это мужчина, которому завидует любовница в том, что у него есть красивый, молодой любовник, хе-хе!
— Вы социальный урод! — сказала я.
— Социальный урод — это человек, который не смывает за собой в общественном туалете, — сказал Доктор.
Я со всей силы захлопнула дверь.
Все процедуры Суррогатного отцовства повторились, и через некоторое время я забеременела. Я переживала сильнее, чем в первый раз, поэтому приняла несколько капель успокоительного.
7
— Мама, скорее иди ко мне. Сейчас уже начнется! — произнес детский голос.
Я находилась в каком-то древнем, каменном амфитеатре. В центре сидений стояла Аллекта в том же наряде первоклассницы, и, махая руками, звала меня:
— Мама, мама! Я здесь! Я нашла нам лучшие места.
Я сразу вспомнила ее, и села рядом. Аллекта крепко обняла меня и сказала:
— Я рада снова тебя видеть, мама.
— Где мы находимся?
— В амфитеатре юного актера. Дети будут выступать. «Немая пьеса» по Чехову.
— Я не знаю этой пьесы.
— Ее никто не знает. Когда Антон Павлович ее придумал, она навела на него такую жуть, что он ни одного диалога не написал для нее. Это верх гения пьесы — когда происходящее на сцене понятно без слов.