В нашу сторону шел мужчина сорока лет. Он сел перед Аллектой, загородив ей обзор. Мужчина положил на лавочку пачку чипсов и поставил большое ведро попкорна. Я удивилась, ведь кроме нас троих в амфитеатре никого не было. Мужчина мог сесть на любое место, но почему-то выбрал именно это.
Аллекта похлопала его по плечу и сказала:
— Извините, вы бы не могли пересесть, а то мне за вами ничего не видно.
— Сама пересядь, — не оборачиваясь, сказал он.
Аллекта посмотрела на меня, но я ничего не возразила. Тогда Аллекта сильнее похлопала мужчину по плечу:
— Извините, а вы все это есть собираетесь?
Он ничего не ответил, а достал телефон и начал громко разговаривать. Аллекта выхватила телефон и швырнула в сторону сцены. Мужчина повернулся ко мне:
— Мамаша, вы как своего ублюдка воспитываете?! Пусть идет, ищет телефон, иначе, вы за нее будете отвечать!
Мужчина отвернулся и сказал:
— Ну, я жду!
Аллекта посмотрела на меня, но я снова никак не отреагировала. Тогда Аллекта сказала:
— С детства меня учили уважать старших, но я быстро поняла, что старших не учат уважать младших.
Светлые волосы Аллекты начали медленно от корней к кончикам чернеть. Затем Аллекта достала из школьного ранца колючую проволоку, накинула мужчине на шею и притянула к своим коленям. Он начал стонать, махать руками, брыкаться, но Аллекта обладала не детской силой. Мужчина посмотрел на меня с надеждой и из испуганных глаз потекли слезы. Я схватила Аллекту за руки и закричала:
— Отпусти его, прошу! Неужели из-за хамства ты готова убить?
— Я не готова убить. Я хочу убить. И да, хамство нужно пресекать на корню.
— Оставь ему жизнь!
— Жизнь есть зло! Разве ты еще не поняла?
— Нет, не поняла и не хочу понимать! — крикнула я.
— Так пойми же, наконец, что жизнь не стоит того чтобы жить! — сказала Аллекта и сильнее стянула проволоку.
У мужчины побагровело лицо, глаза начали выкатываться — это напомнило сцену из американского фильма про Марс, но название я не помню.
— Кто родился — тот умрет. Сроки разные — исход один! — сказала Аллекта и еще сильнее стянула проволоку.
Мужчина перестал сопротивляться. Аллекта столкнула с колен мертвое тело и посмотрела на меня. Я плакала, но не на взрыд, а лишь потихоньку слезы стекали к губам. Аллекта сказала:
— Не умершего человека тебе нужно оплакивать, а рожденного для борьбы с жизнью.
— Он умер? — спросила я.
— Умер. Если кто-то умирает, значит, это кому-то нужно.
Аллекта помолчала немного и добавила:
— А чтобы тебе стало легче, запомни: каждый заслуживает смерти, даже если нам кажется, что это не так.
Мы сидели молча, ни о чем не думая. Сновидения — это мысли, а разве можно мыслить в мыслях?
В амфитеатре стало темно. Видно только ночное небо с миллиардами звезд, но без луны. На сцене появился красный занавес. Несколько прожекторов блеклым светом освещают его. Тихо где-то заиграли трубачи.
— Начинается, — сказала Аллекта.
Я посмотрела на нее, потом на сцену. Падает занавес. Раздаются громкие аплодисменты. Я оглянулась вокруг, но никого не увидела. В зале мы вдвоем, но казалось, что он наполнен битком. На сцену выходит маленький рыцарь в черных доспехах. У него нет глаз, а только черные впадины. От его вида мне стало дурно. Рыцарь:
Рыцарь кланяется. Аплодисменты становятся громче. На сцену летят пышные букеты цветов. Он кланяется еще раз и собирает цветы. Я присматриваюсь к нему, и понимаю, что рыцарь — это Аллекта. Я перевожу взгляд на пустое место Аллекты, потом на сцену, но рыцаря уже нет.
— Как я выступила? — сказала Аллекта, и села с цветами возле меня. — Я волновалась, что могу сбиться.
Я отметила, что глаза у нее на месте, и молча стала смотреть на сцену.
На сцене снова стемнело.
Слышится скрип карусели и радостные детские голоса. Включается небольшое освящение имитирующее сумерки.
— Не переживай, когда будут сложные сцены, я буду их объяснять. Ну, пожелай мне успеха! — сказала Аллекта, и возвратилась на сцену в костюме рыцаря.
На сцене появляется карусель и восемь детей катающихся на ней. Дети со счастливыми глазами кружатся потихоньку.
Рыцарь: