Аллея всех храбрецов

Затем добавил обычным голосом:

– Борис Викторович, я вам направил предложения Академии Наук по тяжёлому межпланетному кораблю. Взгляните на свежую голову.

Викторов согласно кивнул, но Иркин вскинулся:

– А стоит?

Главный взглянул исподлобья.

– Стоит.

И добавил мягче:

– Обязательно. Мало ли что могут они нагородить. Мы всегда начинаем. Такова жизнь. – и добавил примирительно, чтобы закрыть предыдущее. – Лучшее – враг хорошего.

«Такова наша собачья доля», – подумал Викторов и кивнул, потому что планы планами, а жизнь жизнью, и не время ещё копья ломать.

– Кстати, по MB: у вас просчитан суточный вариант?

– Вы же знаете…

– Ничего я знать не хочу. Почему у вас не дело, а стоны вокруг? Даю вам три дня. В пятницу доложите.

В отдел Воронихин позвонил из приёмной Главного.

– Лаборатория моделирования? Воронихин говорит. Понимаю, что рабочий день закончился. Задержитесь, я буду через пятнадцать минут. Понимаю, что вам не начальник. Передаю трубку Борису Викторовичу. И не рассказывайте сказки, что никого уже нет, и отсюда слышно, как стучат в домино.

У теоретиков трубки не поднимали. Известное дело, теоретики не могут лишней минуты пересидеть.

– Алло. Это Воронихин говорит. Кто это?

– Мокашов.

– Отчего к телефону не подходите.

– А я из соседней комнаты. Здесь пусто, все уже ушли.

– Я вам сейчас продиктую. Отнесите задание на модель, и не уходите, дождитесь меня.

И далее цифры. Сердце у Мокашова ёкнуло: вот оно, только бы разобраться. Обычно стартовый импульс давался «гибриду» на первом, неполном околоземном витке. Объект уходил с орбиты вне зоны видимости. Но было заманчивым, – задержаться, провериться на орбите и выдать импульс тоже на виду. Тому препятствовали внутренние сложности: гироскопы, хранившие опорное положение, имели ограниченный ресурс, ошибка ухода получалась большой, а сориентироваться по звёздам у Земли мешали помехи. Пылинки, порхавшие рядом после разделения, играли роль ложной звезды. Тут нужен был новый принцип.

Воронихин диктовал:

– Работа по Солнцу и ионному потоку, записывайте. Точность – полградуса, пороги…

Мокашов тщательно записал.

Диктуя задание, Воронихин надеялся задержать лишь сотрудников лаборатории моделирования. Мокашову, как почтовому голубю, оставалось только лишь задание отнести. Но Мокашов наткнулся на Семёнова, крутившего телефон в пустой комнате секретаря. Вместе разобрали задание.

Отношения с Семёновым в последнее время наладились. Мокашов даже его официально наставником утвердил, так как фирму захватила в те дни эпопея наставничества.

– Итак, начинаем серию тематических бесед, – объявил накануне Семёнов. – Не технике нужно учить, а жизни. Технике многие учат, а жизни – никто. Вопросы есть?

– Есть, – отвечал Мокашов. – С чего начать? Чем заняться сперва?

– Я честно тебе скажу: занимайся комсомольской работой. Совсем не шучу. Со всеми перезнакомишься. Не только ведь знания нужны. Конечно, и знания, но не одни. Работа у нас – коллективная и важны отношения. Здесь все повязаны и впряжены…

Семёнов выдрючивался, но это походило на истину. По коридору вечно сновали люди с напряжёнными лицами, в соседних комнатах надрывались телефоны. Только в их комнате застыла благостная тишина.

– Итак, – продолжал Семёнов, – открываем серию тематических бесед. Первая тема – подвиг… Упорный труд миллионов людей, и человек в космосе. А знаешь, сколько я за этот подвиг получил? Тридцатку новыми.

– Это надо же, – встрял в разговор случившийся рядом Вадим, – у тебя порочное представление о подвиге. За подвиг, видите ли, ему нужно получить.

– Отстань, – огрызался Семёнов, – не мешай учёбе. Учу обыденности. В газетах пишут: миллионы людей, а делает конкретный инженер и получает конкретные тридцать рублей премии.

– Ему, видите ли, мало. Сказал бы, пятёрку добавили тебе.

– Я даже готов эту тридцатку на память, под стекло.

– Вы слышали? – обводил Вадим глазами комнату, – он говорит о полноценных тридцати рублях, как о тридцати сребрениках.

– А что в народе говорят…

– В народе правильно говорят: земной поклон вам, строители звёздных кораблей.

Теперь многое для Мокашова выглядело по-иному. Если прежде он считал «свободолюбивые сапоги», то теперь точно знал: Игунин не очень успешно карабкается в космонавты, а Семёнов рвётся в начальство по блату на стороне.

…Они прошлись по заданию дважды. Прямо по анекдоту: раз объяснил – не поняли, два объяснил. Сам уже понял, а эти ни в дугу.

– Не нравятся мне фокусы с ионкой, – говорил Семёнов. – Как поведёт себя этот самый ионный поток? Иная идея нужна. Смелый кавалерийский наскок. Слушай, а что если? Вот что…. Дарю идею из прежних разработок. Смотри, на отлёте работает датчик по Земле, когда Земля размером с футбольный мяч. Работают две зоны по бокам. Смотри, одну из этих зон выключим, и датчик сработает на орбите по краю Земли. Сечёшь?

Семёнов остановился и гордо посмотрел вокруг, хотя вокруг сейчас никого не было. Наверное, это был для него особенный момент.