— Ты странный. — Выражение лица Риты немного смягчилось.
— Бежим на два часа. Готова?
Мы умчались подальше от моих изумлённых товарищей. Как только мы оббежали рабицу тренировочной площадки, горячий воздух над бетоном сменился солёным бризом. Мы не остановились. По левую руку простиралось бескрайнее море, отделённое от нас колючей проволокой, которую даже в шутку нельзя было назвать линией обороны. Судя по кобальтово-синему цвету, мы по-прежнему успешно защищали это море от врагов. Воду и небо разделяла идеально ровная линия горизонта, на которой оставляли белые следы разведывательные корабли.
Звуки мужского смеха окончательно стихли. Я слышал только шум моря, топот наших ботинок по бетону, своё бешено стучащее сердце, дыхание Риты…
Я остановился как вкопанный и замер. Рита врезалась в меня, не успев затормозить. Опять моя операционка дала сбой. Пришлось сделать несколько неуклюжих шагов. Рита тоже с трудом удержала равновесие. Мы удерживали друг друга от падения.
Столкновение балансировало на грани правил приличия. Упругие мышцы девушки прилегали к моему телу, словно пружинящая броня. Какой-то очень приятный запах щекотал ноздри. Лишённый своих доспехов, я был совершенно беззащитен перед витающими в воздухе химическими соединениями.
— Ох… Прости, — Рита извинилась первой.
— Нет, что ты… Это ты прости, что я так затормозил.
— Извини, но…
— Всё, проехали уже.
— Я не об этом. Ты не мог бы, наконец, отпустить мою руку?
— Ой!
Я так крепко держал запястье Риты, что оно покраснело.
— Прости, я не хотел!
Мы вместе составляли план действий и вместе сражались на поле боя. Мне казалось, я знаю Риту Вратаски уже лет десять, но для неё Кэйдзи Кирия был всего-навсего незнакомым иностранцем. Пока что она видела во мне лишь серую тень за пределами её реки времени.
Только я знал о том, как спокойно нам было сражаться спиной к спине. Только я помнил, как наши взгляды передавали друг другу сигналы быстрее электрических импульсов. И в конце концов, только она была для меня кумиром. Ещё до армии я как-то смотрел фильм, в котором возлюбленная главного героя потеряла память в результате несчастного случая. Прямо сейчас я ощутил ту же тоску, что и он. Я чувствовал себя как беспомощный ребёнок, у которого ветер вырвал из рук и навсегда уносит с собой сахарную вату.
— A-а… э-э…
— Это у тебя включилась смекалка, и ты помог мне сбежать оттуда?
— Ну, в принципе, да.
— Очень хорошо. Только скажи, что это за огромная площадка. — Рита посмотрела по сторонам.
Пустая площадь, огороженная с одной стороны колючей проволокой и с остальных — рабицей. Десять тысяч квадратных метров старого бетона с сорняками, торчащими из трещин. Морской бриз здесь был настойчивее и пах сильнее по сравнению с первой площадкой.
— Это третья прибрежная тренировочная площадка.
Что творится у меня в голове, если я убежал с одной тренировочной площадки на другую? Неужели я столько времени провёл рядом с Феррелом, что заразился любовью к тренировкам?
— Потрясающе пустынное место.
— Извини.
— Не извиняйся. Мне нравятся свободные пространства.
— Какое… необычное увлечение.
— При чём тут увлечение? Просто там, где я росла, кроме простора, ничего не было. И моря не было тоже.
— Понятно.
— Рядом с морем небо такое ясное и голубое!
— Тебе… нравится небо?
— Мне нравится, какого оно цвета.
— Но ты покрасила свой бронекостюм в красный.
— В Питтсфилде небо было гораздо бледнее, — ответила Рита после небольшой паузы. — Оно было цвета воды, в которой помыли кисть с синей краской. В детстве мне казалось, что вся вода рядом с городом поднялась в небо и размыла его синеву…
Я посмотрел на Риту. Её карие глаза посмотрела в ответ.
— Прости, забудь, что я сказала.
— Почему?
— Рита Вратаски не должна так говорить.
— Ты ошибаешься.
— Не ошибаюсь.
— Ошибаешься. Готов повторить сколько угодно раз.
Рита округлила глаза. Несмотря на умиротворённое выражение лица, в них на секунду появился огонёк Боевой Суки.
— Что ты сказал?
— Что готов повторить сколько угодно раз.
Почему-то Рита выдохнула с облегчением. Затем начала играть с упавшими на лоб прядями рыжих волос. Иногда из-под пальцев были видны глаза, в которых отражались сложные чувства. Казалось, с её сердца только что упал камень или она наконец призналась матери во всём, в чём ей лгала.
— Я что-то не так сделал? — спросил я.
— Да нет.
— Ты не подумай, я не издеваюсь. Я давно хотел это сказать, просто никак не мог выбрать удачный момент…
— Мы с тобой почти так же разговаривали на предыдущих витках, верно? Но об этом помнишь только ты.
— Да… Прости.
— Не извиняйся, я не обижена.
— Тогда о чём ты задумалась?
— Расскажи, какой у тебя план.
— Ситуация очень сложная и запутанная. Многого я и сам не знаю. Мне нужно, чтобы ты заново рассказала мне, как вырваться из временной петли.
— Я спросила: что ты планируешь?
— Ты издеваешься?
— Ни в коем случае.
— Ты серьёзно хочешь знать мои планы на будущее?
— Я ещё никогда в жизни не спрашивала других людей об их планах. А это гораздо интереснее, чем самой крутиться в петле.
— Мне вот ни капли не интересно.