— Конечно, — с радостью подтвердила Алиса. — Я читала этот стишок, и не один раз. Поэтому вам вовсе не обязательно…
Но Дэльфина уже нельзя было остановить. Он стал в позу и продекламировал:
— «Не было гвоздочка… — трам-пам-пам… трампам-пам… — и король убит».
Гордо выпятив грудь, он застыл на некоторое время, как Памятник Поэту, после чего обратился к Алисе:
— Ну как, милочка, что ты об этом думаешь? Конечно, в этом опусе я кое-что опустил. («Да уж, хорошенькое
Алиса была того же мнения, хотя и по иной причине: она точно знала, что птиц с зубами не бывает, но спорить не стала, лишь спросила:
— Скажите, пожалуйста, а что будут выбирать?
— Боже мой, понятия не имею, — ответил Дэльфин с легкой улыбкой.
Между тем Эму торжественно раскатал свиток (все сразу примолкли) и водрузил на свой костяной нос огромное пенсне (а стёкла у пенсне были такого размера, что через каждое из них приходилось смотреть в оба глаза — по очереди).
— Хм! — громко кашлянул председатель, призывая к тишине.
— Слушайте, слушайте! — тут же раздался голос из публики. К удивлению Алисы, оказалось, что голос принадлежит Крокодильчику.
Сердито глянув на нарушителя сначала через одно очко своего пенсне, потом через другое, оратор проорал:
— Друзья мо…
— Слушайте, слушайте! — снова крикнул Крокодильчик.
— Если он станет все время прерывать, — шепнула Алиса Дэльфину, — то и слушать будет
— Ничего не поделаешь, — ответил профессор, нежно глядя на крикуна, — после стрижки кисточек его любимейшее занятие — внимать разумным речам.
Эму попытался продолжить:
— Если мне будет позволено…
— Слушайте, слушайте! — прервал его Крокодильчик.
На этот раз чаша терпения Эму (интересно, видел ли кто-нибудь когда-нибудь эту самую чашу?) переполнилась, и, обернувшись к
— Если ваш Крокодил хоть разок ещё крикнет, я ему так крякну, что от него не останется и клочка крокодиловой кожи на портмоне! Понятно?
— К сожалению, — заговорил Дэльфин, — Ваше э… э… Ваше Эмство, видите ли,
— Да перестаньте вы
Дэльфин явно собирался рассыпаться в еще более изящных извинениях в ответ на последнее замечание председателя, но передумал и приступил к переводу устного послания председателя
Поскольку напудренное лицо
«Так вот для чего существуют Гады, — подумала Алиса, — вовсе не для того, чтобы править на них опасные бритвы. Никогда бы не догадалась!»
Эму наконец приступил к своей речи. И только одна Алиса жалела о горькой участи Крокодильчика: разумеется, преступленье имело место, однако наказание казалось ей чрезмерным.
«Но хуже всех несчастному Гаду, — вздыхала про себя Алиса. — Уж он-то совсем ни в чём не виноват, а его взяли и завязали узлом — кому это может понравиться? Я бы с удовольствием его утешила, да только узел такой хитрый, такой путаный, что и не понять, где у бедняги начало, а где конец. Вот этот кончик наверняка начало, — продолжала она, потянувши за один из свободных хвостиков и разглядывая его. — Но головы тут что-то не видно, во всяком случае, ни глаз, ни рта. Значит, начало — на другом конце. Что же мне делать? Ведь его скрутили и спутали так, что мне век не распутать. И внутри у бедняги, наверное, тоже всё перепуталось!»
Алиса безуспешно пыталась хоть как-то ослабить узел, которым была стянута Крокодильчикова пасть, а из крокодильих очей выкатилась одна-единственная слезинка (может быть, слезинок было две — по одной на каждое око). Затем, убедившись, что опасные зубастые челюсти крепко обхвачены гадскими узами, Алиса принялась поглаживать узника, ласково приговаривая:
— Ну, хватит, хватит…
Однако Эму так грозно глянул на неё сквозь одно из своих очков, словно сказал: «Погоди, уж как хватит, так хватит — руку отхватит!», и Алисина рука сама отдёрнулась прочь.
— Он не стоит твоей жалости, — прошептал Дэльфин, — потому что у крокодила, как известно, и слёзы крокодиловы.