Альянс бунта

— Сегодня вечером вы получите письмо с просьбой проголосовать за кандидата на это место. Я знаю, что электронные письма теряются или забываются, но, пожалуйста, умоляю вас, ответьте и дайте мне знать, кого бы вы хотели видеть учеником в консерватории института, как можно скорее. И, пожалуйста… — Тео поднимает глаза, на его лице появляется почти обиженное выражение. — Проголосуйте за музыкальное произведение, которое больше всего тронуло вас сегодня. Не голосуйте за имя или уже существующую репутацию. Эта консерватория призвана развивать и расширять музыку, а не просто поддерживать наиболее узнаваемое имя. Я… — Он сканирует взглядом толпу и в конце концов, говорит: — Благодаря вашей мудрости, я знаю, что вы все выберете достойнейшего кандидата. Еще раз спасибо, что пришли. Как только мы подсчитаем голоса, вам сообщат, кто победил.

Мерчант торопливо сходит со сцены и убегает по ступенькам в темноту. Вежливые аплодисменты следуют за ним.

— Что это было? — шепчет Кэрри рядом со мной. — Он сказал людям не голосовать за тебя из-за твоего титула?

— Нет. — отвечаю я с абсолютной уверенностью, потому что, пока Тео Мерчант говорил, я нашел у своих ног программу прослушивания. Я повернул его под углом в темноте, чтобы прочитать, что там написано. И как только увидел имя в верхней части программы, я понял, что мне конец.

Петр Ричек.

Петр, мать его, Ричек.

Самый известный, самый обсуждаемый пианист в мире. Лауреат всех премий. Бесспорный золотой мальчик международной музыкальной сцены. Да, тот самый Петр Ричек.

У меня нет ни единого шанса.

Но Кэрри все еще не замечает этого факта.

— Хорошо. Итак, у меня вопрос. Что он там сказал по-французски?

— Chef-d'oeuvre, — бормочу я себе под нос. — Это значит шедевр.

Мы выходим из зала, оглушенные разговорами, смешиваясь с толпой людей, выходящих из института. Меня хлопают по спине не менее двадцати человек, улыбаются, поздравляют с выступлением, благодарят за то, что я поделился своей музыкой. К тому времени, как мы оказываемся на улице, я уже мысленно переключил передачу и смирился с тем, что в ближайшее время не получу поздравительного письма от Тео Мерчанта.

— Пойдем, Мендоса. Пора найти паб. Я слышу, как пиво зовет меня. — Никакого пива я покупать не буду. Я буду пить текилу. Не могу дождаться, когда выберусь из этого гребаного смокинга…

— Подожди секунду, — говорит Кэрри.

Я поворачиваюсь и вижу, что она стоит неподвижно с телефоном в руке. Она смотрит на экран немигающими глазами, слегка приоткрыв рот.

— Что? Что там?

Она протягивает мне телефон и качает головой.

— Элоди прислала сообщение. Вот. Посмотри.

Сообщение на экране гласит:

Элоди:Кэрри, возьми трубку.

Элоди:Эй?

Элоди:Ты что-нибудь слышала от Прес?

Элоди:Перезвони мне, когда сможешь. Это срочно.

Элоди:Пресли беременна. Между ней и Паксом все очень запутано. Ее отец сказал ей вернуться в Нью-Гэмпшир, так что мы все сейчас едем за ней туда. Я знаю, что после прослушивания Дэша ты должна была сразу же вернуться в Лондон, но, может быть, тебе захочется заехать в Маунтин-Лейкс по пути домой? Пресли нужны все друзья, которых она может получить. И Паксу тоже.

— Подожди. — Я передаю Кэрри ее телефон и проверяю свой. Конечно же, там куча сообщений от Рэна и пропущенный звонок от Пакса. Разочарование по поводу консерватории тут же отходит на второй план, сменяясь шоком. — Что за хрень? Пресли беременна?

Кэрри выглядит такой же ошарашенной, как и я. Она качает головой в недоумении, прижимая к уху мобильный телефон, чтобы ответить на пропущенные звонки Элоди.

— Привет, извини. Телефон был на беззвучном режиме. Я… Боже мой. Что, черт возьми, там происходит? Притормози. Скажи Паксу, чтобы перестал орать. Я не могу…. Да. Да… у нас… получится. — Говоря это Кэрри вопросительно смотрит на меня, убеждаясь, что я согласен с тем, о чем просит Элоди.

Я, конечно же, киваю.

— Мы вылетим первым же рейсом, каким сможем. Хорошо. Я тоже тебя люблю. Пока.

ГЛАВА 18

ПРЕСЛИ

ТРИ ДНЯ СПУСТЯ

— Маленькая грязная сука. Открой свой поганый рот. Открой, блядь, сейчас же.