Али Бабаев и сорок покойников

– Хотелось бы мне посмотреть…

– А мне хотелось бы показать… Я за тобой Гута пошлю, якши? Приедешь?

– Приеду. Если я тебе нужна, приеду. – Снова глубокий вздох. – А та женщина… она кто?

– Длинноносая наркоманка и психопатка. Нет у меня других женщин, джан, одна ты и только ты. Каждую ночь мне снишься… Хочу тебя в Москву привезти, хочу по свету с тобой поездить, на мир поглядеть… на Венецию, Париж, Мадрид и Лондон, а особенно на Прагу… Чудный город Прага… Поедем туда, джан?… А в газеты ты не смотри, там один бахлул напишет чушь, другой перепишет, третий вранья добавит. А правду знаем только мы.

– Ох, милый, милый… В чем она, наша правда?

– Приедешь, моя кумри, я тебе на ушко шепну…

Глава 6, в которой Бабаев торгуется с шаманом

С точки зрения современной физики торсионные поля души (то есть поля кручения души) широко распространяются вокруг. Добрые мысли «раскручивают» торсионные поля в одну сторону, а злые – в противоположную.

Э. Мулдашев, «От кого мы произошли».

Бабаев водил Нину по новой своей квартире, показывал: вот спальня, вот гостиная, кабинет, комната Гутытку… Гостиную оборудовали в восточном стиле: здесь были мягкие широкие диваны, низкие восьмиугольные столики, а на полу и стенах – ковры. На коврах Али Саргонович развесил оружие, привезенное из Багдада: кривой арабский меч, йеменские кинжалы, персидские сабли. Самым ценным в этой коллекции был старинный дамасский клинок, подаренный Саддамом Хуссейном – в знак дружбы между великим Ираком и великой Россией. Рукоять украшали багровые гранаты, и, глядя на них, Али Саргонович думал, сколько крови изведала эта сталь за минувшие века.

Спальню дизайнер оформил в стиле застойной брежневской эпохи, и потому она была особенно уютной: ореховый румынский гарнитур, трельяж с большими зеркалами, хрустальная люстра и непременные ковры. Кабинет был строгим, в деловом американском вкусе: письменный стол, компьютер, телефоны, стеллажи (пока еще без книг) и кресло, крутившееся в любую сторону. Единственным украшением здесь был плоский аквариум с рыбками – они пучили глаза на Бабаева и Нину и лениво пошевеливали хвостами. В комнате Гута, обставленной новоделом под русскую старину, лежала в уголке подстилка для ротвейлера. Сам Кабул ходил по пятам за гостьей и хозяином, тыкался мордой в круглые нинины коленки и одобрительно сопел – уж больно сладко пахла Нина. Этот аромат кружил Бабаеву голову.

Осмотрев его апартаменты, они вышли на балкон. Перед ними простиралась вся Москва или хотя бы ее половина: нитки железных дорог и здания вокзалов, Каланчевка, Сокольники, ближняя часть Садового кольца, а за ним, в отдалении, центр с Кремлем и Белым Домом. Наступил вечер, и тысячи, десятки тысяч огней горели и перемигивались внизу, будто приветствуя их, приглашая спуститься и пройтись по московским улицам. В этот миг Бабаеву казалось, что его мечты исполнились: вот жилище, в котором он хотел поселиться, а вот – любимая женщина, госпожа его хане, и есть в нем пятая комната, пока что пустая, но просторная и светлая, как раз для детишек. Для сына и дочки… нет, пусть будет двое мальчишек и столько же дочерей…

Он вздохнул, сожалея об упущенном времени. Вдруг подумалось Бабаеву, что он у многих отнял жизнь, а никому ее не подарил, не продолжил свой род, не баюкал сына, не слушал его лепет, не сделал и другого, что положено мужчине: дом не построил и дерево не посадил. Какие деревья, какие дома и сыновья! Он был служилым человеком сегодня здесь, а завтра там, словно лист, гонимый ветрами, словно всадник, обреченный на скитания в бесконечном степном просторе. Горько стало ему от этой мысли, горько и обидно, но, превозмогая это чувство, он прошептал:

– Ничего, ничего… Если ты родился в седле, это не значит, что в нем ты и помрешь.

Нина встрепенулась, отвела взгляд от сиявшей огнями пропасти, спросила:

– Что ты сказал, Али? Какое седло?

– Кисмет, – отозвался Бабаев. – Рок, судьба!

– Ты думаешь о нашей судьбе? О прошлом или будущем?

– О будущем, джан. О наших детях. Два мальчика, две девочки…

Она кивнула, словно это само собой разумелось. Потом промолвила:

– Хочу спросить… не обижайся, Али… столько лет прошло… наверное, у тебя были женщины?… там, куда тебя послали?…

– Были, – подтвердил Али Саргонович. – Женщины были, любимой не было.

Он знал, что когда-нибудь Нина об этом спросит. Что ж, он сказал ей правду! Были девушки на одну ночь, были шалости в гареме старого Фарука, было кое-что еще. Как мужчине в расцвете лет прожить без женщин?… Было, было! Только не было любви.

Нина прижалась к нему.

– Я понимаю… Пятнадцать лет – такой огромный срок… Я тоже не безгрешна.

– Не надо об этом, бахтаали, – пробормотал Али Саргонович. – Что случилось, то случилось, и нет в том ни твоей, ни моей вины.

По ее губам скользнула улыбка.