В личном деле сообщалось, что Пожарский, в прошлом доцент Технического института имени Кулибина – расстался с наукой не добровольно, а был сокращен, когда американцы внесли Кулебяку в черный атомный список и лишили грантов. Отчасти по вине Бабаева – в своих ближневосточных палестинах он занимался не только делами военными, но вербовал вдобавок местных студиозусов, желавших получить образование в России. Собственно, еще в Союзе – в те времена, когда заокеанские буржуи были Союзу не указ, и лишь Политбюро решало, чему, когда и как учить народы Азии и Африки. Кто же знал, что цепь причин и следствий замкнется на Пожарском! А также на Калитине и Маркелове, если взглянуть на проблему пошире…
Острое чувство вины вдруг обожгло Бабаева, хоть он и понимал, что, в общем-то, ни в чем не виноват – как не виновны другие служилые люди, творившие дело свое без жестокости, по велению сердца и долга. Но ощущение вины не проходило; иррациональный порыв, не поддающийся разуму, не склонный считаться с логикой, вдруг захватил его и, словно змея, таившаяся в руинах памяти, жалил и жалил, пуская в раны жгучий яд. Такое с ним уже бывало – в тот миг на Тульском оружейном, когда он повстречался с Ниной.
Али Саргонович встал, не покачнув стола и не смешавши фишек, прочистил горло, оглядел своих телохранителей и молвил:
– Вот что, уртаки… такая, значит, диспозиция… вы мне подходите. Я вас беру! Всех! Только без вашей победоносной лавочки. Лавочка мне – как шайтану благословение Аллаха… Контракты ваши выкуплю и вдвое положу оклад, плюс транспортные и сверхурочные… еще – на представительство… оружием обеспечу, «гюрзой», не этими пукалками… – он ткнул пальцем в кобуру с ТТ на поясе Маркелова. – Подъемные дам, чтобы справили костюмы, а не таскались в пятнистых робах, людей не пугали… Все могу, что обещал! Депутат я или не депутат?
– Депутат, – подтвердил Маркелов, переглянувшись с коллегами, чьи лица особой радости не выражали. – А делать-то что, Али Саргонович? Чем заниматься прикажете? Таскаться по бутикам с вашей супругой, а с сыном – по кабакам? Дочку возить на шейпинги? Тетю – на рынок, дядюшку – в баню? Словом, служить семейству, лизать задницы, беречь и охранять, так? – Щека его дернулась, он грохнул фишками, выложил «дурдом» и сообщил: – Мы низко пали, Али Саргонович, но не настолько же!
– Хотя свободное падение продолжается, – с кривой усмешкой добавил Пожарский.
Бабаев наклонился над столом и заглянул в лицо Маркелову. Глаза у того были белые, бешеные.
– Себя уважаешь… хорошо… Мужчина должен себя уважать, иначе он и не мужчина вовсе, а так, ослиная моча… А в остальном ты, ашна [20], ошибся. Йок жены, йок детей, я бэр, [21] как скорпион в пустыне, и сам могу себя сберечь и защитить. Ты, златоуст, мне для другого нужен. В катибы пойдешь, а? В спичрайтеры? Речь мне писать такую, чтобы в Думе всех слеза прошибла, и тех, кто слева от падишаха, и тех, кто справа! А ты, – он повернулся к белобрысому Калитину, будешь мой личный табиб [22]. Пульс мне щупать будешь, банки ставить и раны врачевать.
– Какие раны? – всполошился Калитин. – Конечно, Дума у нас не подарок, но вроде не случалось ни поножовщины, ни стрельбы, как у армян… На кулачках дрались – было! И нарзаном поливали… Так ведь нарзан не серная кислота!
– Все под Аллахом ходим, – философски заметил Бабаев. – Ты про указ президента слыхал? Про Дуэльный Кодекс и все остальное? Вижу, слыхал… Так что будут у нас, табиб, и пули, и боевые раны. Я ведь не обычный депутат, а независимый – таких, знаешь ли, не жалуют. Политика – штука опасная, серьезная… – Он выдержал многозначительную паузу и поглядел на доцента. – Очень серьезная, а потому мне нужен политический советник. Ярманд… Ты, Сергей Альбертович!
Стул под Пожарским крякнул и с жалобным стоном присел на задние ножки. Выбираясь из его обломков, доцент отдувался и растерянно басил:
– Помилуйте, шеф… ффу… помилуйте, Али Саргонович… Конечно, подъемные и сверхурочные, курьерские и представительские… очень даже соблазнительно, очень… Однако какой из меня хармант? Какой политик и советник? Во-первых, я – ффу!.. – честный человек… а, во-вторых, всю жизнь занимался гомеополярными связями в нитридах и карбидах бора! Что я смыслю в политике? Ничего! Ровным счетом ничего!
– Это ты врешь, уртак, – прервал его Бабаев. – Ведь связями занимался? Занимался! Значит, связь с общественностью обеспечишь. А что до всего остального, так в политике главное – реализм! Намерения политика должны быть реальны как у жеребца, что бежит за кобылой… А у тебя очень практичный ум, ты верно оценивашь ситуацию. – Он кивнул на доску с пятью «бля» и добавил: – И не скули, как шакал под луной! Сказал – советник, значит, будешь советник!