Аленка, Настя и математик

— А как, папа, нужно дрочить? Я ведь сделала все, как ты говорил, — перламутровая жидкость стекала с губ на подбородок, Валька ее непроизвольно слизывала.

— Ну-ка сядь, — отец, не подразумевая почти ничего сексуального, взял дрошу, дрочурку за плечо. Ее словно шарахнуло. Чуть полноватая брюнеточка с торчащими сисечками, готовая по первому требованию подставить папаньке любую из своих умеренно тугих дырышек, буквально чуть не пооргазмировала от прикосновения. Ей хотелось кончать. Это было похоже на то, когда электричка подкатывает к станции.

Он слегка провел ладонью между дочкиными полупопиями.

— А сосочки, папа? Вот я их кручу.

Отец обнял девушку за голую грудь.

— Конечно, маленькие неопытные девочки занимаются, как правило, развратом перед сном; ночью, проснувшись, когда мама с папой (или с кем-нибудь еще) занимаются своими делами, но больше всего им нравится заниматься этим утром, едва пробудившись. У каждой такой нимфетки, конечно, свой способ. — По телу Вальки уже пробегали приятные волны, она хотела, чтобы отец ее выебал, не распространяясь на умные темы. Однако вопрос был задан! — Это все школярство. — Папаня продолжал лекцию, ненавязчиво гладя Валькино тело, трогая клиторок юницы. — Объяснить тебе, как дрочит зрелая женщина? (Девочка кивнула, напряженно слушая речь отца. Она понимала, что получает сейчас важную информацию). — Вот так… — Виталий Петрович любовался голеньким телом девочки, на котором следы от трусиков и лифчика были весьма слабыми — она загорала, как правило, без них, расставляя ножки и позволяя солнцу ласкать себя. — Сядь-ка… Кончить лежа и дурочка сумеет. Держи спинку прямо! Спинку держи! Вспомни, что говорила тебе Инесса Христофоровна, подкручивая винт табуретки, когда ты насиловала пианино. Главное — позвоночник! Он должен быть прямой, будто ты палку проглотила!

Отец задумался: как-то двусмысленно прозвучало, не так ли?

— Ну так вот. Дай-ка я поглажу тебе попу.

Не исключено, что прелюдия немного затянулась. В конце концов бедрышки Вали приподнялись; потом опустились. Она понимала, что сейчас начнется, может быть, самое интересное в ее жизни.

— Ляг-ка на животик, дочка. — Девочка послушно легла, слегка выпятив тощий девичий задик. — Нет, это лишнее, явно лишнее. Ты точно хочешь этого?

— Чего я хочу, папа? Папочка, сделай мне приятно.

— Дочь, это не то, чтобы запретно, это… Ну просто не всем нравится. Не уверен, что тебе это понравится…

Пока суть да дело, а толстый волосатый палец отца начал щекотать и поглаживать маленькую розовую анальную дырочку дочери.

— Продолжай, папа.

— Валенька, милая моя. Мы занимались всяческим развратом. Но понимаешь ли ты, что позволить ласкать себе анусок — как-то выходит, что ли, за грань естественных потребностей? Тем более между отцом и дочерью.

— Папа… Я хочу…

— Ты уверена? — продолжал занудствовать В. П. — Психологи понапишут такого…

— Папочка, поласкай. Мне очень нравится.

Он начал вспоминать всех, кого ебал, начиная с самых развратных историй детства (Жаннка не в счет), приключения в колхозе — а жизнь тогда была, прямо скажем, не лафа — за один трудодень не каждая комсомолка по разнарядке давала, в основном все ограничивалось кончаловом в ротик; письку позволяли познать лишь матерые крестьянки, да и то не всегда. О всяких там анальных сексах никто не слышал и слышать не хотел. Зато маленькие, совсем маленькие девчушки нисколько не стеснялись людей (да, тогда мужчины на селе были в дефиците); дело доходило до того, что они, нисколько не стесняясь да и даже не понимая в теории причин стеснения, по первой же буквально просьбе задирали бесстыдно юбки, широко расставляли ножонки, позволяя делать с ними не все, конечно, угодное, но многое — со временем это начинало касаться и городских; они просто, попав в какую-то расслабляющую деревенскую среду просто начинали получать удовольствие от девичьей мастурбации и прочего онанизма — такого разврата, они, конечно, никогда не позволили бы себе дома. Так уж похабно устроена женская психика: стоит сменить обстановку, и телочка превращается в свинью. Потом она, как водится, угрызается совестью. Совершенно искренне, блядь. Она страдает, сука, на хуй. Не лучше ли забить на всю эту ботву и получить удовольствие, например, с маленькой девочкой — да пусть даже и с родной дочерью, если она не только понимает толк в хуях, но и даже предпочитает вздувшейся пурпурной головке отца путь познания — изучение собственного тела, а? Что уж тут говорить о старших, когда влагалище просто горит. Известно — щелка покрылась пухом, ее не удержишь. И лучше уж пусть родные отцы растолковывают глупышкам, что к чему, нежели безмозглые дегегнераты!

Виталий Петрович осторожно, очень мягко, неторопливо и не спеша ввел палец в анус дочери. Слегка согнул его. Потом разогнул.

— Нравится?

— Хорошо, папа.

В. П. стал наполовину вынимать палец, затем снова погружать его в попу школьницы. Валюшке явно было хорошо.

— Знаешь, Валька, о чем я мечтал?

— Да знаю, папка… Пощекотать мне пальцем задик… Мой задочек…