Алексей Толстой

Николаев, Стрый, Дрогобыч, Борислав, Новый Сам-бор, Старый Самбор… Всюду война оставляла свои следы: трупы лошадей, разрушенные дома, изрытая окопами земля. Бои шли здесь длительные и серьезные. Австрийцы не хотели уступать эту землю, держались, как всегда, из последних сил.

Алексей Толстой был в австрийских траншеях за Старым Самбором. На высоком, крутом холме, обнесенные колючей проволокой, они казались неприступными. Но русские солдаты под огнем пулеметов и ружей буквально вплотную подвели к австрийцам свои небольшие ямки, скрывавшие их от пуль, обрушились на противника. Перед решающим броском, естественно, поработала русская артиллерия: на месте недавнего боя Толстой увидел глубокие ямы от снарядов, вся земля, покрытая осколками, была покорежена.

Отыскав свой санитарный поезд, Алексей Толстой узнал, что все эти три дня врачи, сестры и санитары работали не покладая рук. Только каменная стена отделяла их от сыпавшихся пуль и шрапнелей.

Возвратившись в Москву и работая над своими корреспонденциями, Алексей Толстой испытывал гордость за русскую армию, освободившую после стольких веков иноземного ига исконные славянские земли.

Сколько он перевидел офицеров, добрых, умных и бесстрашных. Только уж очень отражается на их душевном состоянии война. Совсем мальчики, еще ничего по видевшие в жизни, а приходится испытывать столько лишений.

Алексей Толстой по дороге разговорился с одним из таких офицеров. Он обратил на него внимание из-за того, что тот часто посмеивался, хотя глаза у него были совсем не веселые. Оказалось, что он просидел в окопах четыре недели. А домой, в Киев, едет уже в третий раз, перед этим уже был дважды ранен и лечился там.

Из рассказов бывалого попутчика, грустных и веселых, Алексей Николаевич многое узнал об окопном быте, о взаимоотношениях солдат и офицеров, о коварстве австрийцев, применяющих на войне всякий обман, вплоть до вероломного расстрела парламентеров, идущих на переговоры под белым флагом. После этих случаев русские солдаты, относившиеся к пленным в начале войны с жалостью и даже добродушием, переменили к ним свое отношение, стали тверже, беспощаднее. «Весь день рассказывал мне офицер и про солдат и про себя, многое забыл, в этой смене почти фантастических обрывков военной жизни, — писал А. Н. Толстой в очерке «В окопах» в ноябре 1914 года, — посмеиваться он уже перестал. Наконец он утомился.

Мы выехали из Галиции… Война осталась позади, и офицер начал понемножку, одной ногой, затем обеими, перелезать из той героической жизни в обыкновенную… Понемногу из воина превращался в 22-летнего мальчика, любящего до обожания своих сестер. Изменился даже его голос и движения…»

Собирая отдельную книгу, он решил посвятить ее Маргарите Кандауровой: «Маргарита, с глубоким чувством приношу Вам эту небольшую книгу, в ней собрана большая часть того, что я видел за две поездки на места войны. Я видел разрушенные города и деревни, поля, изрытые траншеями, покрытые маленькими крестами, крестьян, молчаливо копавшихся в остатках пожарища или идущих за плугом, посматривая — далеко ли еще от него разрываются снаряды, и женщин, которые протягивают руки на перекрестке дорог, я видел сторожевые посты на перевалах Карпат и огромные битвы по берегам Сана, я слушал, как вылетают из ночной темноты гранаты; я смотрел на наши войска в тылу и на месте работы.

Я бы хотел, чтобы Вы, читая, последовали за мной в вагоне и на Лошадях, пешком и в автомобиле по всем полям войны от глубокого тыла до передовых траншей, и почувствовали, что большие жертвы приносятся для великого возмездия, и ваше сердце задрожало бы гордостью за наш народ, мужественный, простой, непоколебимый и скромный».

Одновременно с путевыми очерками Алексей Толстой работал над пьесой «День битвы». Театры Москвы и Петербурга, перестраиваясь на военную тематику, остро нуждались в пьесах. И Алексей Толстой сразу это почувствовал. В Суворинском театре шла художественно беспомощная пьеса Дальского «Позор Германии»; в Луна-Парке — мелодрама Г. Ге «Геймский собор»; в Москве были поставлены пьесы «Король, Закон и Свобода» Леонида Андреева и «Война» М. Арцыбашева. Ни одна из новых постановок в столицах не имела успеха, настолько их художественный уровень не отвечал вкусу и настроению требовательной публики.

9 января 1915 года в утреннем выпуске «Биржевых ведомостей» он рассказал о своей новой пьесе и о своих театральных принципах. «Теперь, как никогда, я думаю, подошло время расцвета театра. В одной Москве драматических театров восемь, — восемь прекрасно оборудованных живых организмов, им нужна только здоровая крепкая пища. До нынешнего дня они, питались или суррогатами искусства, или прекрасной стариной…

Последняя моя пьеса «День битвы» построена по принципу трагикомедии… Любовная комедия протекает на фоне битвы, внезапно развернувшейся на полях перед замком героини пьесы, графини Каменецкой, галицийской помещицы.