Читаем Алексей Михайлович полностью

Афанасий Лаврентьевич, как обычно, был логичен и убедителен. Однако на этот раз его убедительность имела изъяны: война с Польшей уже покатилась по проторенной кровавой колее, которая совсем не совпадала с пограничными рубежами, умозрительно им очерченными. Алексей Михайлович и его московское окружение, в противоположность Ордину-Нащокину, стояли на более твердой почве и из тех же фактов делали иные выводы. «На черкас надеяться никак невозможно, — соглашался с Афанасием Лаврентьевичем царь, — верить им нечего: как трость ветром колеблема, так и они: поманят на время, а если увидят нужду, тотчас русскими людьми помирятся с ляхами и татарами». Однако Алексей Михайлович при этом вовсе не считал, что надо отказываться от «переменчивых черкас» — тогда мир с поляками можно будет сыскать разве только по поляновским рубежам. Мир более необходим со Швецией, с которой война еще не возобновилась, чем с Польшей, с которой уже идет жестокая борьба. Потому-то царь был готов даже отказаться от заветных городков на Балтике.

В марте 1661 года в Кардиссе, что между Юрьевом и Ревелем, открылся съезд уполномоченных. Царское посольство возглавлял боярин князь И. С. Прозоровский. Ордин-Нащокин отсутствовал. Трагедия в семье — бегство сына Воина к польскому королю — побудила щепетильного «Афонку Нащокина» бить челом об отставке от шведского посольства. Челобитье его было удовлетворено, тем более что Ордин мало подходил для того, чтобы ладить договор с ненавистным ему западным соседом.

Три месяца шел отчаянный торг сторон. Прозоровский требовал от представителей нового шведского короля Карла XI «прямого, настоящего дела» и искренне возмущался готовностью шведов уступить то, «чего у них в руках нет». Но все искусы и красноречие русских дипломатов пропали даром. Шведы, имея за плечами мир с соседними государями и свежее войско, стояли твердо. Куда труднее было Прозоровскому с товарищами, зная, что на Украине, в Литве и Белоруссии поляки вновь берут верх, а казаки в очередной раз изменяют. Пришлось в конце концов ладить договор по шведским меркам.

Кардисский мир был подписан 21 июня и предусматривал возвращение всех завоеваний, сделанных в 1650-х годах. Мир был тяжелым и унизительным. Все усилия и жертвы шли прахом. А что могло быть более убедительным для признания ошибочности и бесплодности прежней политики, чем вид русских ратных людей, покидавших завоеванные крепостицы и города? Такой мир со смертельной обидой одной из сторон таил в себе зародыш новой войны. Пускай не сейчас, а десятилетия спустя.

Была, впрочем, и непосредственная, прямая, порожденная суровой необходимостью выгода от Кардисского докончания. Угроза нового столкновения взамен прежнего, неосмотрительно допущенного в 1656 году, снималась. Стороны, заключив «вековечный мир», обязывались «друг другу во всяких мерах всякого добра хотеть, лучшего искать и во всем правду чинить». Это означало, что Швеция не станет помогать Речи Посполитой в войне с Россией и оспаривать спорные территории в Литве и Белоруссии, за которые шла борьба между Москвой и Варшавой. Этим отчасти нейтрализовались антирусские статьи Оливского мира 1660 года.

Теперь можно было сосредоточить все силы против Речи Посполитой и Крыма. Одна беда: этих сил становилось все меньше и меньше. После Конотопа и Чуднова Москве приходилось уже скрести по сусекам. В феврале 1661 года, к примеру, указали губным старостам «за то, что они не служили многое время», ехать в полки и служить. Губные старосты обыкновенно были людьми немолодыми, отставленными от службы. Да и было их в уездах — по пальцам перечесть. Тем не менее принялись и за них.

Под метелку угодили городовые воеводы, сыщики. На воеводство «кормиться» велено было отправлять только тех ратных людей, которые страдали от ран и болезней. Здоровые должны были воевать. В сыщики же и губные старосты указано было выбирать людей, совершенно непригодных для службы. Дело доходило до курьезов. Отставной ярославец Алексей Тихменев был отправлен искать по уезду нетчиков — беглецов со службы. С заданием своим сыщик справился плохо да еще будто бы написал воеводе князю Ф. Ф. Долгорукому непристойную отписку. Пришлось Тихменеву оправдываться: мало того, что он просто не знал, как писать отписку, ибо никогда у «государевых дел не бывал», гак еще и оказался «в большой древности» — 78 лет, отчего «умом своим мешается тому третий год».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии