Александрия-2

Григорий Николаевич Потанин за участие в студенческих волнениях был выслан из Петербурга обратно в Сибирь. Однако весной 1865 года он был арестован, обвинен в намерении отделить Сибирь от России и приговорен к 5 годам каторжных работ в Свеаборге, а затем находился в ссылке в Вологодской губернии. Романовы ссылали не только в Сибирь, но и из Сибири.

Он так и не нашел караванный путь в Индию, зато составил подробное географическое описание до этого мало известных и неизученных областей Центральной Азии, собрал большой гербарий и зоологическую коллекцию, а также много материалов по культуре, быту и народному творчеству тюрков и монголов.

Глава 12. Закон Солона

Меня эвакуировали на «большую землю», и я два месяца пролежал в ожоговом центре в Красноярске. У меня сильно обгорело лицо. Когда сняли повязку и я посмотрелся в зеркало, то не узнал в отражении себя. Я выглядел ничем не лучше Фредди Крюгера из «Кошмара на улице Вязов». Чего не сделал со мной яд в Матросской Тишине, то совершил огонь в Новой Жизни.

– Такой ты мне нравишься не меньше, – успокаивала меня жена. – А то был слишком красивым. Все бабы на тебя заглядывались.

Она прилетела ко мне сразу же, как меня привезли в Красноярск. Просиживала возле моей кровати сутки напролет. Кормила меня из ложечки, как маленького, выносила из-под меня судно и обтирала влажной салфеткой пролежни.

Но Татьяна не умела врать. В ее глазах легко читался шок. Таким она меня явно не ожидала увидеть. Наконец она устала себя сдерживать и разрыдалась, упав мне на грудь.

– Ничего-ничего, – успокаивала она, не знаю, кого больше: меня или себя. – Мы сделаем тебе операцию. Пересадим кожу. Сейчас пластическая хирургия ушла далеко вперед. Ты еще будешь девок с ума сводить, и мне снова придется ревновать тебя к каждой юбке.

Мне разрешили смотреть телевизор без каких-либо ограничений. Жена могла приносить мне любые газеты.

А когда я пошел на поправку и стал ходить, меня даже не перевели в тюремный лазарет.

А вскоре ко мне прилетел из Москвы молодой генерал Полеванов и в торжественной обстановке вручил мне решение суда о моем условно-досрочном освобождении.

– Теперь ты свободный человек, – поздравил он меня. – Можешь лететь в Москву или за границу – привести свою физиономию в порядок. А то не очень эстетично выглядишь.

– Да я вообще-то и к Новой Жизни привык. С тобой, Иван Кузьмич, весь бы срок до конца отработал. Хороший ты человек. Спасибо.

Полеванов замялся на секунду, а потом сказал:

– Можно и в Новую Жизнь. Там сейчас начальство сменилось. Ты помнишь моего ординарца, сержанта Севрука?

– Как же не помнить? Стойкий коммунист, ни на какие олигархические посулы не поддавался. Его что, сделали комендантом?

– Нет. Но именно он приложил руку к смене власти в поселке. Сержант не смог простить Румянцеву гибели своего кумира – Ивана Васильевича Кандыбы – и разрядил в майора весь автоматный рожок, сделав из него настоящее решето. Там сейчас новый комендант, неплохой парень. Я его туда порекомендовал. Он у меня в московском управлении в месяц получал меньше двухсот долларов. А у него семья, дети. Вот я и отправил его на заработки. Поэтому можешь легко возвращаться в Новую Жизнь. Тебя там примут с распростертыми объятьями. Займешь свою прежнюю должность, только уже как вольнонаемный работник. А что? Деньжат срубишь!

Я попробовал улыбнуться, но у меня вышла лишь какая-то гримаса. Даже видавший виды Полеванов отвернулся в сторону, чтобы только не смотреть на меня.

– Не уж, лучше в Москву, – ответил я.

– Хозяин – барин, – сказал генерал и протянул мне свою визитную карточку. – Будешь в столице, звони. Всегда буду рад тебя видеть.

Он быстро пожал мне руку и вышел из палаты.

Я рассмотрел визитку. Бывший комендант Новой Жизни теперь был начальником управления поселений. Все-таки подсидел питерца.

Еще в красноярской больнице я понял, чем вызвано изменение отношения к моей персоне со стороны властей. Если я и стал уродом, это вовсе не означает, что меня можно списать в политический утиль. Татьяна права, пластические хирурги сейчас творят чудеса. Любую дурнушку при наличии у нее определенной суммы денег они легко превращают в писаную красавицу. А у меня как-никак деньги еще остались. Что касается харизмы, то после случая на пожаре она у меня только окрепла. Народ же любит страдальцев. Поэтому следы от ожогов до конца убирать нельзя. Они теперь часть моего имиджа.