Александрия-2

Старики рассмеялись. Даже Федор Кузьмич улыбнулся сквозь бороду.

– Это Божья кара, – продолжил старец, имея в виду болезнь Бакунина. – Но он из‑за своей гордыни этого никогда не признает. Он ставит человека в центр мироздания, обращается к его сознательности и мудрости. Но сами эти качества есть проявление Бога в человеке. Без Бога в душе даже самые лучшие замыслы приводят к чудовищным преступлениям. С такими проповедниками потомкам нашим предстоит пережить бедствия великие. Человек – несовершенен. Его душа есть арена борьбы Добра со Злом. Бог есть Добро. Уберите его, и в мире останется одно лишь Зло. И как бы человек ни обольщал себя, что он центр Вселенной, это иллюзия, вызванная непомерной гордыней. Он – смертен, он – прах. А чтобы быть человеком, надо иметь Бога в душе. Этим мы отличаемся от животных. Не важно, какого Бога: Иисуса Христа, Аллаха, Будду или Шиву. Важно, чтобы люди верили в Бога. Кто знает, может быть, когда-нибудь народы настолько повзрослеют, что станут воспринимать друг друга как ближнего своего и объединятся в одно большое государство. Но произойдет это не с помощью огня и меча, а по доброй воле и любви. Тогда и наступит на земле Царство Божие. И это будет торжество Бога в душах людских.

Тем временем в соседней комнате слово взял другой оратор – молодой человек двадцати лет от роду, по внешнему виду и говору происходивший из казаков.

– Я люблю Сибирь. Это моя родина. Я здесь вырос. Я люблю эту землю и готов служить ей беззаветно. Чтобы из бедной, пустынной, убогой и невежественной превратить ее в богатую, образованную. На месте несчастной, слышащей только звон цепей и проклятия ссыльных колонии я представляю жизнерадостную и ликующую страну будущего. Подобно Америке и Австралии. Новый девственный край с неисчислимыми богатствами. Царицу Азии. Мы наладим торговые связи и с Китаем, и с Америкой, и с Европой, и с Индией. Не только через морское сообщение, но и возродим забытые караванные пути через Тянь-Шань и Тибет. Весь мир будет завидовать нам. Стране, свободной от имперского гнета прогнившей и одряхлевшей династии, где правят не выжившие из ума цари, а сами свободные труженики через выборные органы. Вот каким я вижу будущее дорогой моему сердцу Сибири!

Бакунин подошел к молодому человеку, покрасневшему от пылкой речи, пожал ему руку и крепко обнял его:

– Молодец, Григорий Николаевич! Из тебя выйдет толк. Я спокоен за будущее Сибири, раз у нее есть такие благородные сыны, как ты.

Он отвел юношу в сторону и сказал ему:

– Я давеча заходил к купцу Асташеву, рассказал ему про тебя: есть, мол, такой сибирский самородок – Григорий Потанин, жаждущий получить образование в Петербурге. Он обещал дать тебе сто рублей на дорогу. Тебе не придется, как Ломоносову, идти в лаптях в столицу пешком. Хотя из твоей пламенной речи я понял, что ты готов и на это ради знаний. Ананьин уже выхлопотал у начальника Алтайского горного округа Фризе для тебя разрешение доехать до Петербурга с караваном золота. Я дам тебе письмо к своему старинному приятелю Каткову, с которым мы вместе слушали лекции в Берлинском университете, чтобы он приютил тебя на первых порах. Мечты сбываются, Григорий Николаевич. Собирайся в дорогу.

– Не знаю, как вас и благодарить, Михаил Александрович, – отозвался переполняемый чувством восторга юноша. – Вы так много для меня сделали.

– Не стоит благодарности, – махнул рукой Бакунин. – Послужишь честью и правдой родине, как только что обещал, вот и квиты будем.

Федор Кузьмич вышел вместе с остальными гостями. Синецкий вызвался проводить его до дома Хромова, но старец отказался и, быстро попрощавшись с любезным паном, поспешил в ночь.

Мороз крепчал. Метель, разыгравшаяся днем, утихла и сейчас лениво задувала по пустынным и темным улицам снежную пыль.

Старец, проваливаясь по колено в свежие сугробы, старался не упустить из виду молодого человека, который так страстно говорил на вечеринке у Бакуниных о будущем Сибири. Ему очень хотелось переговорить с этим юношей с глазу на глаз. Пусть даже придется его загипнотизировать. Но ему надо объяснить, что искать караванные пути в Индию через Тянь-Шань чревато большими трудностями. С Индией лучше торговать морем: через дальневосточные порты, Сингапур, а потом Калькутту или Мадрас. Так удобнее, дешевле и, главное, безопаснее.

Но старец напрасно спешил за Потаниным. Тот так и не остался в этот вечер один. Расставшись на Торговой площади с попутчиками, он пошел провожать домой эмансипированную девицу в очках, кричавшую громче всех в гостях у Бакунина, да так и остался у нее на ночлег.

Федор Кузьмич поплясал перед ее окнами на морозе, а когда в них погасили свет, он понял, что сеанс гипноза нынче не состоится, и понуро поплелся на усадьбу к купцу Хромову, в свою одинокую келью.

После прогулки в морозную ночь старец слег от простуды. А когда выздоровел, Григорий Потанин уже уехал из Томска.

Томск. Январь 1864 года