Александрия-2

Я не заметил, как на край лавочки присел мужчина в длинном сером плаще и такого же цвета шляпе с широкими полями. Он, похоже, проследил, куда устремлен мой взгляд, и на чистом русском языке философски заметил:

– Вот так проходит земная слава… Думал ли великий монарх, что его монументальное изваяние станет любимым отхожим местом для птиц?

Я обернулся и попытался разглядеть обладателя этого голоса, который показался мне удивительно знакомым. Но надвинутая на глаза широкополая шляпа скрывала от меня его лицо.

– Вы походите на человека, выжившего в катастрофе, – сказал незнакомец, явно напрашиваясь на беседу.

– В сущности, так оно и есть, – ответил я и спросил напрямик: – Кто вы?

Мужчина рассмеялся и снял с себя шляпу. Он мог надеть любой парик, как угодно изменить свою внешность, но эти глаза-хамелеоны я бы узнал всегда.

– Леонид! – я чуть не подпрыгнул от неожиданности. – Неклюдов! Так ты жив?

Он широко улыбнулся и сказал:

– Вообще-то у меня сейчас другое имя. Но ты можешь называть по-старому. Только не кричи, пожалуйста, на всю площадь. Мне лишнее внимание ни к чему.

Я смотрел на него и не верил собственным глазам:

– Жив, жив, курилка! А я-то думал, что после того как ты все акции церкви отдал, то и сам с чьей-нибудь помощью вознесся на небеса.

– С этим мы пока погодим, – Леонид огляделся по сторонам и предложил: – Чего мы тут торчим, как два тополя на Плющихе. Пойдем лучше в бар и выпьем по кружке пива.

– Ты же знаешь, я спиртное не пью.

– Да ну? – удивился мой старый знакомый. – И даже в колонии не развязался? Ну ты кремень. Гвозди бы делать из этих людей. Все равно пойдем.

Я выпью пива, а тебя, так и быть, угощу чашечкой венского кофе.

В баре было немноголюдно. Время обеда уже прошло, а до вечера еще оставалось несколько часов. Тихо играла музыка, и никто особенно не шумел.

– Ну как ты? Рассказывай. Твой новый фэйс даже лучшего прежнего. По тебе не скажешь, что ты десять лет слонялся по тюрьмам и лагерям, – сделал мне комплимент Неклюдов.

– Значит, хорошо сохранился. Только я уже дед.

– Машка, что ли, родила? Так она же еще в школе учится? – не поверил моим словам Леонид.

– Нет. Мария у нас – девушка серьезная. Она нынче получила аттестат зрелости и поступила в медицинскую академию. А внука мне подарил Лешка.

– А он чем занимается?

– Он юрист. Хотел идти работать в прокуратуру, но после судилища надо мной стал адвокатом. У него сейчас своя адвокатская контора в Москве. Неплохо зарабатывает.

Я хотел спросить Неклюдова о его сыне, который сидел в тюрьме, но побоялся причинить ему боль. Леонид сам заговорил о своей семье:

– А у меня ведь дочь родилась. Ей уже четыре года.

– Поздравляю, – я чуть не спросил, кто ее мать, но задал другой вопрос. – Как ее зовут?

– Людмила, – произнес Леонид и усмехнулся.

– Так ты хочешь сказать…

Мой бывший заместитель опередил меня:

– Ты правильно догадался: ее мать – моя бывшая жена. Она родила девочку в сорок семь лет.

Я только покачал головой:

– Ну вы и даете!

Неклюдов понял, что настало время ему рассказать о своих приключениях.

– Люди Сим Сима под дулами пистолетов пытались заставить меня переписать твои и мои акции на свою новую багамскую компанию. Эх, сколько копий из‑за них сломано, а они благодаря стараниям государства все равно превратились в пыль. Стоило ли за них так бороться? Сидеть в тюрьме, проливать кровь? Стравливать церковь и государство? Но тогда я уже пожертвовал эти бумаги священникам, и, чтобы отстоять эту сделку, мне пришлось применить силу. В гостиничном номере в аэропорту Тель-Авива я оставил после себя три трупа, не считая нотариуса, который был на их совести. Я пытался скрыться, но полиция в Израиле хорошо работает. И на ливанской границе меня повязали. Денег у меня к тому времени уже не было. Все, что заработал у тебя в холдинге, я отдал Московской патриархии: сбережения у швейцарских гномов и даже химический комбинат в Израиле. А банк при разводе достался Людмиле. Я был нищий и голый. К тому же в бегах. Меня обвиняли в убийстве. Да еще Россия требовала моей экстрадиции за якобы совершенные экономические преступления на родине. В общем, мое положение было аховое.

– И как же ты из него выпутался? – спросил я, прихлебывая ароматный кофе.

– Помогли коллеги из Моссада. Я согласился сотрудничать с израильской разведкой, – с удивительной легкостью признался мой собеседник.

Я не знал как реагировать на его слова. Леонид заметил мое смятение.

– Ты меня осуждаешь?

Я пожал плечами.

– Два года я провел в одиночной камере, прежде чем дал согласие. У меня было время тщательно обдумать это решение. Я сделал сознательный выбор. Спецслужба – это мое призвание. Я же ничего больше толком делать не умею, только шпионить. Я и за тобой все годы нашей совместной работы шпионил и стучал на тебя Сим Симу.

– Я это знал. А чем ты занимаешься сейчас?