— Нет, не стоит, — я покачал головой и подошёл к окну. Трое слуг теперь пытались стащить сундук Нарышкиной, но у них это весьма плохо получалось. — Мне даже любопытно стало, что же она туда насовала, — пробормотав это, я повернулся к мнущемуся Кириллову. — Разбирай вещи, Степан. Только бога ради не вытаскивай абсолютно всё. Надеюсь, что мы всё-таки здесь надолго не задержимся и очень скоро продолжим путь.
Отдав распоряжение, я вышел и сразу же столкнулся с Николаем. Мальчик вопросительно смотрел на меня, и я, не зная, как оправдаться перед ребёнком за обманутые ожидания, присел на корточки, чтобы быть с ним примерно одного роста.
— Коля, я внезапно почувствовал себя нехорошо, — сказал я, даже не пытаясь улыбаться. — Поэтому мы немного здесь задержимся. Но я помню, что обещал взять тебя в седло и не изменю своему слову. Немного позже, Коля, придётся подождать.
— Саша, у тебя что-то болит? — Николай нахмурился, и на его лице отразилось искреннее беспокойство за старшего брата.
— Голова. Всего лишь разболелась голова, — я демонстративно дотронулся до лба. — Но так ехать нельзя, можно из седла вывалиться и сломать себе шею. А самое главное, я в этом случае тебя могу уронить.
— Тебе сильно больно, Саша? — маленькая ручка легла поверх моей, всё ещё лежащей на лбу.
— Это пройдёт, — я очень легко улыбнулся, чтобы успокоить брата. — Иди к Мише и Николаю Ивановичу. Скажи им, что мы пока никуда не едем.
— Да Мише всё равно, он же ещё маленький, — скривился Коля. — А Николаю Ивановичу надо сказать, а то он волноваться будет.
— Правильно, ты-то в отличие от Миши уже совсем взрослый, так что иди, — поднявшись, я потрепал его по голове, и Николай убежал, чтобы сообщить новость Новикову и нашему младшему брату.
Я же собрался уже идти к Елизавете, но тут ко мне подбежал Нарышкин. Сопровождающий меня гвардеец встал у него на пути, не давая подойти слишком близко.
— Ваше величество, позвольте мне с вами поговорить? — Нарышкин заломил руки.
— Что вам угодно, Дмитрий Львович? — спросил я, чувствуя, как подступает глухое раздражение.
— Мне только что сообщил этот ваш Сперанский, что мы на какое-то время остаёмся в Твери, — Нарышкин перевёл дух.
— Да, а что в этом есть какая-то проблема? — я невольно нахмурился.
— Нет-нет, что вы, ваше величество. Просто моя жена в положении, — быстро ответил он. Я же вовремя прикусил себе язык, чтобы не ляпнуть что-то вроде: «От кого?», учитывая слухи, в которые меня посвятил сегодня Кириллов.
— Я вас поздравляю, Дмитрий Львович, если это всё, что вы хотели мне сообщить…
— Ваше величество, ради бога, простите меня, — Нарышкин снова попытался приблизиться, и снова ему не позволил сделать это гвардеец. — Я просто хотел просить вас, нет, умолять… — он на секунду замолчал, прервав самого себя на полуслове, а затем продолжил. — Мудров может осмотреть Марию Антоновну? Ей несколько дней было нехорошо, и мы рады, честно говоря, что остаёмся на некоторое время.
— Так просите об этом Мудрова, почему вы решили отвлечь меня с подобной просьбой? — я вскинул брови.
— Ну так я же… — он нахмурился, потом хлопнул себя по лбу. — Да, конечно, ваше величество, я не подумал. Разумеется, я сам обращусь с просьбой к доктору.
— Обратитесь, — довольно равнодушно заметил я. — Вот только думаю, что если до сих пор не произошло ничего непоправимого, то и не случится, и ваша супруга порадует вас сыном или очаровательной дочерью.
— Я на это тоже надеюсь, — Нарышкин поклонился, быстро развернулся и направился по коридору в сторону выделенных двору комнат.
— Надо намекнуть Мудрову, чтобы усилил наблюдение за женщинами в положении. В конце концов это его тема, и они одни из немногих, кто подвергался опасности. Ну, за исключением Кочубея, но там совершенно непонятный случай. Как он мог продолжать есть эту дрянь? Особенно после того, как ему плохо стало? Всё-таки людская душа — потёмки, — пробормотал я, глядя вслед уходящему Нарышкину. — Мне нужно чем-то заняться, чтобы не думать о том, что произошло.
Закрыв глаза, я прислонился лбом к прохладной стене. Мигрень нарастала, и даже не надо было ничего придумывать с причиной нашей задержки здесь, в Твери. Аромат розы достиг моего обоняния, и я выпрямился, стараясь контролировать себя, чтобы не ляпнуть того, о чём могу впоследствии пожалеть. Сосредоточиться получалось плохо, мешала всё усиливающаяся головная боль.
— Саша, — нежная женская ручка легла поверх моей. — Николай сказал, что у тебя болит голова, поэтому мы задержимся в Твери.
— Да, Лиза, я хотел сам тебе сообщить, но всё никак не могу до наших апартаментов дойти, постоянно что-то отвлекает, — я отлепился от стены и открыл глаза, посмотрев на Елизавету. Она была слегка бледна, но в целом выглядела здоровой, только немного встревоженной.
— Саша, ты можешь ехать в карете, — она смотрела на меня и хмурилась, отчего на гладком лбу образовалась крохотная морщинка. — Если у тебя болит голова, вовсе не обязательно совершать путешествие верхом.
— Лиза, это не обсуждается, — ответил я довольно сухо.