— Хорошо, давай поговорим о погоде, — Лиза смотрела на меня снизу вверх, и я никак не мог определить, какие чувства мелькают в её голубых глазах. — Погода сегодня совершенно прелестная. Жаль терять такие дни и сидеть здесь, вместо того, чтобы ехать в Москву. Я почти уверена, мы задержимся настолько, что будем плестись в грязи под проливными дождями, и даже дамам придётся вытаскивать тяжёлые кареты, увязнувшие в этой грязи.
— Где все твои фрейлины, горничные и… — я запнулся. Пока шёл сюда, никого в апартаментах Елизаветы не заметил.
— Я всех отпустила, — ответила она. — Нуждаюсь в тишине, а девушки всегда создают много шума.
— Лиза… — начал я, нахмурившись.
— Саша, я сейчас не в настроении разговаривать, — Елизавета опустила взгляд. — Прошу тебя, оставь меня, мне нужно побыть одной.
— Кому ты пишешь письмо? — я решил сменить тему разговора.
— Маме, — ответила Лиза. — Я часто пишу маме, ты же знаешь. У нас весьма доверительные отношения.
— Я прошу тебя не делать этого, — на этот раз я даже не пытался скрыть лёгкое раздражение. — Я не хочу, чтобы сплетни о нас бродили по Прусскому двору и прочим немецким салонам.
— Саша, — она вскинула на меня изумлённый взгляд. — Что ты такое говоришь?
— Ты умная женщина, Лиза, и всё сама прекрасно понимаешь, — резко ответил я ей. — Я не могу исключить тот факт, что за этим мерзким покушением не стоят иностранные посольства. Не после того, как англичане по уши замарались в заговоре против Павла Петровича, который, в общем-то, ничего плохого им не сделал. И я не могу исключать, что все необходимые им сведения они не получили в том числе из ваших писем.
— Я в это не верю, моя мать не могла… — Елизавета вскочила. Её руки сжались в кулаки, а глаза засверкали.
— Я и не говорю, что твоя мать сделала это нарочно, но письма обычно не держат под охраной из неподкупных людей, — холодно ответил я. — Они могут попасть в руки кому угодно. А Ганновер всё ещё расположен неподалёку от владений твоего отца.
— Это начинает переходить все границы, Саша, — она вскинула голову и сложила руки на груди.
— Возможно. Но, Лиза, мы уже понесли невосполнимую утрату, давай не будем усугублять, — я сделал шаг к ней, но она побледнела и отступила. — Да в чём дело? В чём ты меня обвиняешь⁈ — я не выдержал и заорал. Этот многодневный игнор влиял на меня не самым лучшим образом. — Я очень хочу тебе помочь, но ты не даёшь мне этого сделать! Я быстро подошёл к ней и схватил её за плечи, грубо притягивая к себе: — В чём я виноват, Лиза?
И тут её прорвало. Она пару раз дёрнулась, попытавшись вырваться, но я держал крепко, и тогда она закричала.
— Это на тебя покушались, на тебя! Зачем мы ждём Макарова и этого ужасного Архарова, если и так всё понятно⁈ Если бы тебя не стремились убить, то наш ребёнок не пострадал бы!
Я даже слегка отшатнулся. Ничего себе! Вот это Лизу коротнуло! Она так сильно хотела этого ребёнка, что теперь обвиняет меня в его гибели просто потому, что я — это я. И, скорее всего, она была права, говоря про то, что покушались именно на меня.
— Лиза… — я притянул её к себе ещё ближе. Как же хорошо, что время тех жутких платьев уже прошло, и мне вполне удалось почувствовать её тело.
— Отпусти меня, — она снова забилась, и несколько прядей выпали из довольно сложной причёски. По лицу Елизаветы текли злые слёзы, и я не знал, как ей помочь вырваться из этой непрекращающейся истерики, в которую она погрузилась.
— Нет, — я выпустил одну её руку, обхватил затылок и грубо поцеловал. К счастью, она была достаточно высокой, мне не пришлось сильно наклоняться, в противном случае я вряд ли сумел бы её удержать.
Елизавета сопротивлялась. Она так отчаянно сопротивлялась, что, изловчившись, укусила меня за нижнюю губу.
— Чёрт подери, Лиза, — я зашипел и отпустил её голову, чувствуя во рту собственную кровь.
Внезапно она перестала вырываться, и, протянув свободную руку, дотронулась до губы, которая уже слегка припухла. Я отпустил её, но Лиза не спешила отходить.
— Саша, — она посмотрела на свои пальцы и моргнула, увидев на них кровь. — Господи, что я наделала? — вот только в её голосе раскаяния я не услышал. И тут Лиза меня удивила. Она сама обхватила мою голову и поцеловала.
Нежности не было. Более того, мне показалось, что она намеренно делает мне больно, чтобы заглушить собственную боль. В какой-то момент я перестал контролировать ситуацию. Не знаю, как мы дошли до дивана, но она толкнула меня на него. От неожиданности я упал и тут же перевернулся, навалившись на неё. Задрать её юбки было просто. Стянуть с себя штаны чуть сложнее, но я справился. Вот именно сейчас ей не нужна была нежность и прелюдия. Поэтому всё было жёстко, на грани с насилием. При этом я так и не понял до конца, насилием кого над кем.
Когда тело перестало содрогаться, я поднял голову, которую уронил Лизе на плечо, и огляделся. Твою мать, что мы только что творили⁈