Александр Суворов

– Да берите, Александр Васильевич! Не на трех же колесах вам к фельдмаршалу ехать.

Утром ко дворцу, где до вступления русской армии жил паша, наместник султана, подкатила, дребезжа, старинная облупленная колымага, запряженная парой тощих кляч. На козлах сидел в плаще с широким капюшоном и в широкой черной шляпе кучер с длинным бичом в руке. Суворов притаился в колымаге.

Потёмкин поднялся с постели раньше обычного, и от этого дурное настроение его усилилось. Повторять вчерашнюю церемонию встречи он не хотел: неужто ждать подряд несколько дней, ставить у дворца почетный караул, а бомбардирам держать круглые сутки горящие фитили для пушечного салюта? Потемкин изменил привычному бухарскому халату и сразу надел мундир.

Увидев в окно колымагу майора Непейсына, адъютант доложил Потёмкину:

– Ваша светлость, к нам, кажется, опять архиерей!

Лицо Потёмкина изобразило брюзгливую досаду.

– До чего это некстати!

Однако он вышел в сени встречать преосвященного владыку и остановился на верху лестницы.

Суворов, смеясь, с резвостью мальчика прыгая через три ступеньки, взбежал по лестнице. Фельдмаршал и Суворов обнялись и расцеловались.

– Чем я могу наградить вас за ваши заслуги, граф Александр Васильевич? Они достойны великих наград! – сказал Потёмкин, выпрямляясь.

Суворов ответил:

– Ничем, князь. Деяния мои принадлежат Отечеству.

Потёмкин пригласил гостя в зал. Суворов последовал за ним, подал строевой рапорт и вскоре откланялся. Он вернулся в дом Непейсына, велел надеть на ось своей повозки четвертое колесо и отправился дальше – в Петербург, уверенный, что получит фельдмаршальский жезл.

Падение Измаила потрясло Турцию. Перед русской армией лежал открытым путь на Балканы. России был обеспечен выгодный мир.

В Петербурге ликовали. Екатерина II в письме к Потёмкину, рискуя задеть его самолюбие, говорила, что «почитает измаильскую эскаладу[159] города и крепости за дело, едва ли где в истории бывшее». Императрица спрашивала у Потёмкина совета, как и чем наградить Суворова. Курьер с ответом Потёмкина обогнал Суворова на дороге в Петербург.

Екатерина II приняла измаильского героя, когда он к ней явился, с холодной лаской и наградила за взятие Измаила чином подполковника Преображенского полка. Эту награду за подвиг, беспримерный в истории, можно было счесть за издевку. Хотя полковником Преображенского полка числилась сама императрица, но подполковников этого полка насчитывалось уже целый десяток, в том числе и фельдмаршал Потёмкин. Награды по армии за штурм Измаила всех удивили своей скупостью. Враги Суворова радовались; доброжелатели сетовали на несправедливость; в армии негодовали. Прохор Дубасов гневался на самого Суворова, считая его виновным в неожиданном повороте судьбы. Если посетители спрашивали: «Дома ли граф?», Дубасов отвечал: «Графа нет, а подполковник дома!» Попреки и грубость Прохора наконец надоели Суворову, и он отослал его в далекую деревню.

Вслед за Суворовым в столицу явился и Потёмкин, оставив армию на попечение князя Репнина. В честь Потёмкина готовился великолепный праздник.

Суворов незадолго до этого торжества получил повеление Екатерины II отправиться на границу Финляндии для осмотра крепостей. Он сел в почтовую кибитку и покинул Петербург.

В Таврическом дворце, купленном Екатериной II у Потёмкина за полмиллиона, а теперь вновь ему подаренном, праздновали измаильскую победу. Великолепием и пышностью праздник затмил все, что видели в столице раньше. Потёмкина чествовали как победителя. Екатерина II подарила ему фельдмаршальский мундир, затканный бриллиантами, стоимостью 200 тысяч рублей.

Праздники сменились буднями.

Вскоре Екатерина II охладела к Потёмкину. Тот погрузился в хандру, но не поехал к армии, куда его старалась сбыть императрица. Тем временем Репнин разбил турок за Дунаем и подписал мир, вырвав у Потёмкина славу окончания войны.

Жизнь Григория Александровича Потёмкина, светлейшего князя Таврического, склонялась к закату. В 1791 году он вернулся к армии, потом заболел и выехал в Яссы. По дороге туда он умер в степи.

Сэр Бушприт[160]

Александр Васильевич Суворов должен был осмотреть финляндскую границу и представить проект ее укрепления. Мир со Швецией заключили еще до падения Измаила, но отношение шведского короля к России продолжало оставаться враждебным. Шведы все еще не хотели примириться с укреплением русских на финских берегах, хотя уже истекало столетие со дня основания Петербурга.

Суворов быстро исполнил возложенные на него поручения и явился в столицу с готовым планом переустройства старых крепостей и возведения новых. По его плану численность войск, а следовательно, и расходы по обороне финляндской границы заметно сокращались, а надежность обороны возрастала. Суворов считал дело оконченным и ждал какого-либо другого, более почетного назначения.

Ожидания еще раз обманули его. Он получил высочайший приказ: отправиться назад, в Финляндию, и осуществить свой проект. Он оставался в немилости.