Большой урон терпели плохо вооруженные казаки четвертой и пятой штурмовых колонн на самом длинном фасе крепости. Янычары перерубали ятаганами древки казачьих пик, и обезоруженные казаки погибали сотнями. Части четвертой колонны, предводимой бригадиром Орловым, все-таки удалось взобраться на вал, как вдруг отворились Бендерские ворота Измаила, и турки, выйдя из крепости, ударили в крыло штурмующей колонны, разрезав ее пополам. Казаки смешались. Янычары бурным натиском опрокинули их в ров. Если бы не вытребованный кавалерийский и пехотный резерв, дело здесь могло окончиться плохо. Сабельными ударами гусары, а штыками пехотинцы прогнали турок обратно в крепость. Ободренные помощью, пришедшей вовремя, казаки повторили штурм и стали на валу твердой ногой.
Пятой штурмовой колонне бригадира Платова пришлось переходить крепостной ров по грудь в ледяной воде, а затем взбираться на крутой вал, одетый камнем. Втыкая пики в расщелины меж камнями, казаки Платова упорно карабкались на вал под ружейным огнем турок. Дурной оборот дела в четвертой колонне, крики смятения оттуда, возгласы «алла!» вне крепости при вылазке турок смутили и напугали казаков, они отхлынули. Посланный им на помощь батальон пехоты повернул дело. Колонна возобновила штурм и, прочно завладев валом, соединилась с четвертой.
За рекой дело шло очень удачно. Прикрывшись завесой артиллерийского огня с батарей острова Чатала, все три колонны де Рибаса на судах речной флотилии подошли к берегу и высадились. Флотилия тоже гремела по городу из своих медных фальконетов[154]. Под грозный говор пушек колонны пошли в атаку и овладели пушками южных крепостных батарей.
Стальной обруч неудержимо стягивался вокруг Измаила. Сомкнуть его концы в венец победы предстояло шестой штурмовой колонне Кутузова. Здесь находился батальон, пришедший из Бырлада. Батальон этот по второй ракете двинулся на место, ему назначенное, так стремительно, что оказался впереди других, а ему следовало по диспозиции быть в резерве. Командир выстроил батальон по передовым, не осаживая его назад.
Из-за этого батальон суздальцев оказался позади, а по диспозиции ему следовало быть в первой линии. В кромешной тьме произошла небольшая суматоха. Явился Кутузов.
– Я не отойду ни на шаг назад! – упрямо заявил Кутузову батальонный.
– Значит, такова ваша судьба, – ответил Кутузов, – вы пойдете в атаку первым.
По третьей ракете батальон кинулся на штурм с беззаветной отвагой под перекрестным огнем с валов, образующих здесь три исходящих угла[155].
Раскаты «ура!» и ответные вопли «алла!» с вершины вала свидетельствовали о том, что там идет беспощадная рукопашная схватка.
Суздальцы в резерве роптали. Ваня Гусёк, с обмотанной по поясу под мундиром купленной уздечкой, прилепился неотступно к своему капралу, Никифору Кукушкину, и сдавленным голосом спрашивал его:
– Дядя Кукушкин, как же мы без дела остались?
– Делов на всех хватит! Без нас не обойдется, – спокойно ответил капрал.
Отпор янычар был яростный, жестокий. Батальон потерял почти три четверти людей. Командир упал с рассеченной ударом ятагана головой.
Положение на участке шестой штурмовой колонны сделалось критическим. Суворову сообщил об этом прискакавший от Кутузова казак.
– Скачи назад! Скажи генералу: «Приказ подписан!»
Казак замялся:
– А боле ничего?
– Не перепутай: «Приказ подписан!» – повторил Суворов.
Казак поскакал обратно и на скаку кричал, чтоб не забыть загадки: «Приказ подписан! Приказ подписан!» – и с этим криком подлетел к Кутузову.
Уже брезжил туманный рассвет. Кутузов с суздальцами пошел в атаку. Они бросились через ров с криком: «Приказ! Приказ!» – хотя никто не знал и не мог знать, что за приказ подписан. Суздальцы знали, что у Суворова один приказ: вперед!
Гусёк не отставал от Кукушкина. Втыкая штык в землю, он карабкался рядом с ним на скользкий от крови вал и кричал, поощряя себя:
– Гусёк! От старых гусей не отставай!
Ставя ногу на ровный гребень вала после крутизны, Гусёк оступился и упал бы, если б его не подхватил Кукушкин.
Что было потом, Гусёк плохо помнил. У него зашлось восторгом сердце. Он куда-то бежал вместе с другими, держа ружье наперевес и крича: «При-ка-а-аз!» Вдруг он почувствовал на штыке своем неподъемную тяжесть. В голову ударило. Завертелись в глазах огненные колеса. Гусёк упал.
Когда он очнулся, уже рассветало. Прислоненный к брустверу Гусёк сидел, держа в руках ружье. Кукушкин снял с головы убитого турка белоснежную чалму и принялся длинным полотном обматывать голову Гуська. Сквозь полотно сочилась кровь.
– Дядя Никифор, ты чего это делаешь? – спросил Гусёк в недоумении.
– Турка из тебя, дурака, делаю!
– Дядюшка, а Измаил наш?
– Твой наполовину. А мою половину надо еще взять.
– Дядюшка, а я, никак, одного неприятеля сколол! – воскликнул со слезами в голосе Гусёк, взглянув на штык своего ружья и на свои окровавленные руки.
– Мало одного – дюжину! Ну и он тебя поцарапал. Долг платежом красен!
– Ура! Суворов платит! – закричал Гусёк, встав на ноги.
– Молчи, дурень! – строго прикрикнул Кукушкин.