Александр Одоевский

«Напрасно, брат, все напрасно. Я что приехал от Фока, то с помощью своею и Одоевского изорвал в клочки не только эту статью, но даже всякий писанный листок моей руки, который под рукою случился… Коли цензура ваша не пропустит ничего порядочного из моей комедии, нельзя ли вовсе не печатать? — Или пусть укажет на сомнительные места, я бы как-нибудь подделался к общепринятой глупости, урезал бы; и тогда весь 3-й акт можно поместить в альманахе…»

Грибоедов снимал квартиру в Коломенской части, в доме Погодина, стоявшем на Торговой улице. Но подолгу живал у Одоевского, где работалось ему легче и чувствовалось не так одиноко.

…Через неделю в Петербурге началось наводнение. Предшествующей ночью не стихал пронзительный сырой ветер, в домах дрожали стекла и рамы. К утру в Екатерининском канале поднялась вода: барки с дровами выбрасывало на берег. С прохожих, еще не подозревавших о начинающейся драме, ветром срывало шляпы и фуражки.

Подвалы и нижние этажи домов стало заливать. Михайловский замок превратился в остров. На Галерной гавани тяжелыми волнами снесло две казармы, переполненные солдатами, женщинами и детьми. На Петербургской стороне и Васильевском острове сломало все заборы. Чугунный завод на Петергофской дороге залило вместе с мастеровыми и их женами. Смоленское кладбище размыло, и по улицам, к взморью, наталкиваясь на препятствия и крутясь, поплыли деревянные гробы…

Грибоедов проснулся в этот день поздно от выстрелов крепостных пушек. Подбежал к окну, а по тротуарам бешено несется вода.

Одоевский пришел с караула в крайне встревоженном состоянии. Не о себе он думал тогда: о друге и брате своем Александре, потому что хорошо знал, что тот живет на первом этаже и любит долго спать.

Бросив все, Одоевский поспешил к Коломенской части. Извозчиков не было. По Офицерской и Торговой уже катились мутные холодные волны, волоча за собой перевернутые повозки, обломки дровяных складов, вывороченные из мостовых камни, раздутые трупы коров и лошадей…

«Только бы успеть добраться!» — мелькало в его голове.

Он был в конногвардейском мундире.

Вода доходила уже до пояса. В грудь внезапно ударило бревном, Одоевский упал, и хоть тут же, чертыхнувшись, поднялся, каска потонула в воде.

Тогда он поплыл…

Увидев его, Грибоедов закричал:

— Саша, сюда!

«Помнишь, мои друг, во время наводнения, как ты плыл и тонул, чтобы добраться до меня и спасти…»

Потом они сидели под самой кровлей.

В распахнутые слуховые окна с воем врывался ветер.

— Ты простудишься. Я закрою их.

— Не надо, Александр! Послушаем, как грохочет. Говорят, на балконе дворца появлялся государь.

— Однако ж наводнение от сего не уменьшилось, — насмешливо ответил Грибоедов. — Ты-то зачем в воду полез? Я же не мальчишка.

— Но плаваешь, насколько знаю, довольно скверно, — засмеялся Одоевский.

Грибоедов ласково обнял его за мокрые плечи.

— Эх, Саша, Саша! Сильно пострадала столица, но то ли еще надет Россию!..

А Петербург действительно был разбит стихией основательно Подсчитали убытков до двадцати миллионов рублей Погибло около полутора тысяч людей, в основном Женщин и детей.

…Но время шло, город скоро принял прежний вид, о наводнении стали забывать. Одоевский с головой окунулся в привычную жизнь: смотры, караулы, салоны, балы…

Грибоедов же снова «заболел» своей комедией.

Пьесой восхищались многие.

Страна переживала такое время, когда, по свидетельству современника, будущего декабриста Александра Беляева, тайные общества мало-помалу стали ревностными поборниками революции в России. По его же словам, «либерализм стал уже достоянием каждого мало-мальски образованного человека». Этому содействовали колебания правительства между прогрессивными и реакционными мерами. Содействовали распространению свободолюбивых идей и внешние события: движение карбонариев, арест австрийским правительством итальянскою писателя-революционера Сильвио Пеллико[6], революция в Испании.

Комедия Грибоедова ходила по рукам, его едкие афоризмы знали уже наизусть, широко распространены были нормы Рылеева «Войнаровский» и «Наливайко».

В январе 1825 года в вышедшей! в Петербурге книжке альманаха «Русская Талия» были напечатаны отрывки из «Горе от ума», но в столь искаженном и урезанном виде, что удовольствоваться этим Грибоедов, конечно же, не мог. Попытки поставить пьесу на сцепе, даже учениками Театральной школы, не увенчалось успехом: петербургский военный генерал-губернатор Милорадович наложил на представление запрет.

Оставалось единственное: распространять знаменитое сочинение переписанным от руки…

Друг Грибоедова Андрей Жандр, занимавший в департаменте морского министерства важный пост, поручил переписку писцам. А списков все не хватало.

Завладев одним из них, Александр Бестужев знакомит с комедией своих братьев и пишет о ней в критических обзорах.

Иван Пущин привез пьесу в Михайловское; ссыльному Пушкину…

«К кн. Одоевскому — первые восторги после долгого несвидания. Заговорили о Пушкине. — Пишу «Слезу» под диктант князя» (запись в дневнике К. С. Сербиновича от 14 декабря 1824 г.).