А пока наш герой прибыл в Пермь, где ссыльные поляки просили о возвращении на родину, раскольники – об избавлении их от гонений. Екатеринбург, Тюмень, Тобольск – тут начинались края каторжников и ссыльных. Наследник, никем не побуждаемый (разве Василий Андреевич мягко напомнил) просил позднее государя о смягчении участи ссыльных. Златоуст, Оренбург, Казань, Симбирск…
Заканчивалась пора сева. Александр уже знал, что больше всего сеют неприхотливую рожь, дающую урожай почти всегда, овес и ячмень, – пшеница же требовала особенно тщательной обработки земли и была чувствительна ко всем неприятным поворотам погоды. Повсюду также сеяли гречиху, культуру полезную, составлявшую в некоторых уездах главную пищу крестьян. «В Европе, – объяснял наследнику Жуковский, – только птицу да скотину кормят ею, у нас же из нее готовят самую питательную пищу. В России гречиха для народа то же, что для немцев картофель». Самого наследника, однако, гречневой кашей не кормили по слабости его желудка.
Череда лесов, полей, лугов и деревень по берегам Волги. Мужики их встречали удивленно и с достоинством, на которое тот же Жуковский обращал внимание наследника: «Никакого рабского угодничества, духом свободны…» Бабы во все глаза разглядывали свиту и гадали, который есть царевич. Потрясенная событием ребятня бежала за колясками и каретами, а при остановках неутомимо на все глазела.
Жуковский в одном из писем Александре Федоровне писал: «Меня особенно поразило то, что в этом изъявлении почтения не было ни малейшего следа раболепства; напротив, выражалось какое-то простосердечное чувство, внушенное предками и сохраненное, как чистое, святое предание, в потомках. Одним словом, видишь русский народ, умный и простодушный, в его истинном, неискаженном образе».
– Право, такие довольные и славные мужики не могут бунтовать! – уверенно заявил Паткуль после угощения в большой и, очевидно, богатой деревне. Наследник согласился с другом Сашей. Жизнь крестьян была, конечно, тяжела, но все на этом свете делают свое дело: мужик пашет, солдат воюет, монах молится, царь правит…
Саратов, Пенза, Тамбов, Воронеж, Тула с непременным посещением оружейных заводов и поднесением ружья и пары пистолетов с особенной чеканкой. Калуга, Малоярославец, которому уделили особое внимание в память Отечественной войны. Небольшой русский город в октябре 1812 года восемь раз переходил из рук в руки в ходе ожесточенного сражения. Корпус Дохтурова и казачьи полки Платова преградили здесь путь Наполеону на Калужскую дорогу и тем сорвали его план разгрома русской армии. Василий Андреевич, кстати, припомнил, что в разговоре с ним князь Смоленский считал сражение 12 октября «одним из знаменитейших в сию кровопролитную войну».
Царица пеняла Жуковскому за то, что каждодневные отчеты его неполны, и Василий Андреевич был вынужден оправдываться: «Мы летим, и я едва успеваю ловить те предметы, которые мелькают, как тени, мимо глаз моих…» А над душой стоял фельдъегерь, молчаливо торопя. Тяжело вздохнув, Жуковский заканчивал: «Вашего императорского Величества верноподданный Жуковский».
В Твери на выставке наследник обратил особенное внимание на: 1) сапоги разного вида, которых вырабатывается более миллиона пар в селе Кимры, принадлежащем графине Ю.П. Самойловой, 2) красную юфть с фабрик купцов Савиных и Мосягиных из Осташкова, 3) разные виды гвоздей, 4) канатную пеньковую пряжу с фабрик купцов Мыльникова, Голушкова и Еремеева, 5) кармин, выделываемый из кошенили отменным образом в Ржеве, 6) сахар с завода почетного гражданина Петра Савина в Осташкове, который на своих собственных пяти судах возит сахарный песок из Вест-Индии и выделывает сахара до 50 тысяч пудов, 7) фаянс с фабрики провизора Ауербаха в Корчевском уезде, известный по всей России прочностью и изяществом отделки, 8) стекла с завода Гениха, среди которых выделывается и Бемское стекло для окон, карет, картин и зеркал.
Вечером в Твери в Благородном собрании устроен был бал. При входе в дом собрания Александр прошел по лестнице, устланной коврами и зеленым сукном, убранной редкими деревьями и оранжерейными цветами, привезенными из нескольких помещичьих имений. Оркестр играл «Боже, Царя храни!». У дверей зала наследника встречали почетнейшие дамы города.
Приходило ли ему в голову, что так роскошно собрание было убрано впервые, даже покойного дядюшку его встречали не так пышно. Думал ли он, сколько интриг, хитростей, пламенных надежд и горьких разочарований связано было с выбором «почетнейших дам», число которых губернатор определил поначалу в шестеро, потом в восемь, а к приезду наследника уже в двенадцать… Вероятнее всего, такие мысли ему не приходили. Он радовался празднику. Много танцевал и любовался из окна богатой иллюминацией.