Александр II

Правда, колеса кареты были повреждены, но, учитывая, что ее дно и стены были особо укреплены, действительно еще можно было уехать. Но не мог Александр Николаевич бежать. Он увидел двух раненых казаков из конвоя, невдалеке громко кричал, скрючившись на снегу, какой-то подросток, рядом стояла корзина с ватрушками, какой-то прохожий в потертой шинели сидел посреди тротуара, недоуменно смотря на свою окровавленную руку.

– Проводи меня, – приказал Александр Николаевич Дворжицкому. Они пошли по тротуару к тому месту, где находился уже окруженный толпою народа задержанный. Капитан Кох успел обыскать его и обнаружил револьвер и небольшой кинжал.

– Господи!.. – ахали в толпе. – Да что же это такое!

– Что с государем? – взволнованно спрашивал проходивший случайно мимо подпоручик Рудыковский, не замечая, кто стоит рядом с ним.

– Слава Богу, я уцелел, – обернулся к нему Александр Николаевич, снял каску и перекрестился, – но вот…

Он указал на лежащих около кареты раненых казаков и кричавшего мальчика.

Рысаков стоял от них в шагах в десяти. Он услышал слова государя и вызывающе воскликнул:

– Еще слава ли Богу…

Он проговорился, нетерпеливый мальчик. Он выдал сразу и свою ненависть к царю, и то, что тот обречен, но – никто этого не понял.

Александр Николаевич подошел к Рысакову и увидел того, кого и ожидал увидеть, – невысокого, худенького студентика с ошалелыми глазами за стеклами очков и дергающимся ртом, стиснутого железной хваткой двух солдат Преображенского полка.

– Ты ли стрелял?

– Я.

– Кто таков?

– Мешанин Глазов, – заученно ответил Рысаков, вспомнив, что его товарищи тут, рядом, смотрят на него и надо держаться гордо перед «тираном-самодержцем». По показаниям свидетелей, он стал «совсем спокоен», «смеялся даже».

Три других метальщика и Перовская видели все происходящее, чувствовали запах пороха, слышали крики раненого мальчика и голоса возбужденной толпы. Что они чувствовали? Ничего.

Во время этого покушения были опасно ранены 20 человек, из которых вскоре умерли трое, в том числе крестьянский мальчик Николай Максимов, четырнадцати лет, служивший в пекарне и несший свежую выпечку в булочную. У камер-пажа Косинского была обожжена левая сторона лица, и он оглох на одно ухо.

Дворжицкий предложил государю пересесть в его сани и вернуться в Михайловский дворец. Александр Николаевич, шедший к карете, замедлил шаг и задумался. Он не обратил внимания на высокого бородатого молодого человека, в неестественно спокойной позе опершегося на решетку канала.

Гриневицкий бросил свою бомбу в ту самую минуту, когда государь проходил мимо него, под самые ноги.

В материалах судебного процесса по «Делу 1-го марта» об этом рассказано так: «Затем, как только Государь, желая посмотреть место взрыва, сделал несколько шагов по панели канала по направлению к экипажу, сзади у самых ног Его раздался новый оглушительный взрыв, причем поднятая им масса дыма, снега и клочьев платья закрыла на несколько мгновений все пространство. Когда же она рассеялась, пораженным взорам присутствующих, как пострадавших, так и уцелевших, представилось ужасающее зрелище: в числе лиц, поверженных и раненных взрывом, находился и Государь Император. Прислонившись спиною к решетке канала, упершись руками в панель, без шинели и без фуражки, полусидел на ней возлюбленный Монарх, окровавленный и трудно дышавший. Обнажившиеся ноги венценосного Страдальца были раздроблены, кровь сильно струилась с них, тело висело кусками, лицо было в крови. Тут же лежала шинель Государя, от которой остались лишь окровавленные и обожженные клочья. Раненный рядом с Государем Императором полковник Дворжицкий, приподнявшись с земли, услышал едва внятно произнесенные слова Государя: „Помоги“ и, вскочив, побежал к Нему вместе со многими другими лицами. Кто-то подал платок. Государь, приложив его к лицу, очень слабым голосом произнес: „Холодно, холодно…“»

Во время взрыва Дворжицкого, по его собственным словам, «точно кипятком обдало», он упал. Гриневицкий, чье имя не скоро стало известно, рухнул как подкошенный и умер через 8 часов от множественных ран. Вскочив, полковник подбежал к императору и, схватив его под руки, попытался приподнять, полагая, что Александр Николаевич только ранен, и вдруг увидел обрубки ног.

– Помогите! – крикнул Дворжицкий, и его повелительный призыв сдвинул с места испуганных людей.

Подбежали рядовые Терского конвойного эскадрона Козьменко и Луценко, шедшие мимо младший фельдшер лейб-гвардии Павловского полка Горохов, штабс-капитан Франк, адъютант крепостной артиллерии Кюстер, подпоручик Рудыковский, штабс-капитан Новиков, камер-паж Косинский, мещанин Павлов, крестьянин Назаров, поручик граф Гендриков и – Иван Емельянов.

В качестве метальщика Емельянов стоял на углу Невского и Малой Садовой, а затем у Театрального моста. Когда увидел, как шагах в двадцати царь упал и кто-то позвал на помощь, то совершенно инстинктивно Иван бросился вместе с другими вперед – помочь, слева держа под мышкой завернутый в газетный лист снаряд.