– Ну-с, милостивые государи, тогда решаем так, – встал со своего кресла Лорис-Меликов и твердым командным голосом продолжил. – До сих пор я говорил с вами в качестве министра внутренних дел, заботясь о народном продовольствии. Теперь же – как шеф жандармов. Нынешние чрезвычайно высокие цены на хлеб могут вызвать народные волнения, поэтому решительно предупреждаю всех хлебных торговцев: если в течение 24 часов вы не опустите цены – будете высланы из Петербурга административным порядком!
Речь эта купцам не понравилась, но назавтра в газетах появилось объявление, что «в видах облегчения пропитания людей недостаточных» торговцы Духанов, Полежаев и другие понижают цену на муку. Граф не делал секрета из этой истории, и она принесла ему новый прилив популярности. Это тоже принималось в расчет высшими лицами империи.
Во всяком большом историческом деле существует как бы несколько слоев. Прежде всего, это самая суть дела, касающаяся миллионов подданных русского царя, и отношение к этой сути дела определялось взглядами и убеждениями царедворцев. Более глубокий слой затрагивал борьбу различных течений внутри правительственного аппарата.
Известно было, что Абазу продвигал Лорис. Их союз был выгоден обоим как по принципиальным, так и по личным причинам. Валуев же, постарев и растеряв многие иллюзии и надежды, все-таки рассчитывал на реализацию своих планов, но под своим же именем и руководством. Разделяя общий пафос проекта Лориса, он предпочел бы его переделать по-своему, и этим объясняется его позиция. Еще более глубокий слой – личные амбиции, страсти людские, овладевшие тем же Маковым, протеже Валуева, всегда выступавшего вместе с Петром Александровичем, но чутко высматривавшего возможность обойти графа на повороте. Маков знал свою силу.
Все эти и многие другие мелкие и мельчайшие обстоятельства также влияли на ход больших исторических дел, тормозя их или в чем-то видоизменяя, но не в силах задержать общий ход и изменить направление. Проект Лорис-Меликова после рассмотрения Особым совещанием был утвержден государем.
В субботу 28 февраля Александр Николаевич, говевший на первой неделе Великого поста, причастился Святых Тайн вместе с домашними.
Утром 1 марта первым был доклад министра внутренних дел. Доклад Лорис-Меликова звучал успокаивающе: наступило затишье в общественной жизни. Месяц, другой – нет выстрелов, взрывов, листовок или демонстраций. Стихийно многолюдные похороны писателя Достоевского прошли поразительно спокойно (Александр Николаевич за заслуги покойного перед русской литературой назначил вдове с детьми пенсию в две тысячи рублей ежегодно). Наконец захвачены активные деятели пресловутого Исполнительного Комитета – действительный студент Тригони и крестьянин Таврической губернии Андрей Желябов. Император остался доволен. Александр Николаевич утвердил проект правительственного сообщения о созыве «Особой комиссии», правда, приказав обсудить этот проект до напечатания 4 марта в Совещании министров. Лорис ушел.
Подписав бумагу, одну из важнейших за все свое царствование, Александр Николаевич повернулся к сыновьям Александру и Владимиру:
– Сознаете ли вы, что это – первый шаг к конституции?… Впрочем, послушаем, что скажут господа министры.
– Батюшка! – задорно заговорил Владимир. – Как жаль, в комитете министров будет вероятна оппозиция со стороны Победоносцева.
– Что же за беда! Тем лучше! – тут же возразил Александр. – Разные взгляды могут только способствовать разъяснению вопроса.
Молча смотрел император на сыновей, предвидя, что непросто будет им договариваться, если Сашка решительно не заявит свою волю, как это он умеет, грубо и твердо, ну а Володька тогда с обычной ленцой согласится, стушуется и вернется домой к своей смазливой женке и роскошным обедам. Но прежде он сам должен довести дело до той черты, за которой попятное движение станет невозможным. Прежде – он сам.
– Ну, ступайте, – приказал он. – Увидимся за обедом.
Он заглянул к Кате, предупредил, что поедет на развод, оттуда заедет в Михайловский дворец к кузине и сразу домой. Женушка взялась уговаривать его не ездить, а вдруг террористы… будто государь может затаиться в своем дворце. Бабьи страхи!
Правда, в приемной Кати он встретил Лориса, и тот также порекомендовал сегодня не ездить на развод. Не потому, что угрожала какая-либо прямая опасность, но чтобы просто не напрашиваться на нее.
– Это мое дело, – ответил царь.
Уже надев шинель, по дороге к подъезду он встретил Адлерберга, так и не простившего ему Катю, но так же преданно любящего его самого.
– Знаешь, – вдруг вырвалось у Александра Николаевича, – я давно так хорошо себя не чувствовал!
4
День 1 марта выдался пасмурным. Низко нависшее над городом свинцовое небо с утра сеяло мокрым снегом, но ближе к полудню распогодилось. Из-за серых туч проглянул шпиль Петропавловского собора, а после полуденного выстрела пушки ветер, будто по команде, размел низкие облака.