Нижний коридор вокруг главного помещения храма было предположено украсить историческими росписями – от Куликовской битвы до взятия Хивы, от победы Александра Невского до коронования Александра II. Однако это вступало в противоречие с главным назначением храма, как памятника войне 1812 года. Александр Николаевич принимает решение: заменить живописные росписи мраморными досками, на которых высечь названия сражений с наименованием частей, в них участвовавших, руководивших боями военачальников, убитых, раненых и отличившихся в боях воинов, а также полков, получивших награды за отличия. Всего было размещено 177 мраморных плит с описаниями всех сражений 1812–1814 годов и важнейшими манифестами Александра I.
Денег не жалели. До 1860-х годов расходовалось ежегодно около 300 тысяч рублей, в следующее десятилетие – по 500 тысяч, в 1876–1877 годах – по 700 тысяч. Когда Тон указал на несообразность крыльца, выполненного из красного гранита и белого цоколя из известняка, последовало указание: облицевать цоколь заново, и он тоже был покрыт темно-красными гранитными плитами.
Пояс главного купола был расписан на темы ветхозаветных пророчеств о пришествии Мессии, о самом пришествии и служении Его роду человеческому. Однако живописная работа профессора П.В. Басина была признана неудовлетворительной. Художнику заплатили 51 тысячу рублей, но Александр Николаевич согласился с мнением митрополита Филарета о необходимости новой росписи, которую поручили Николаю Кошелеву.
Всего же самая грандиозная в России церковная постройка обошлась казне более чем в 15 миллионов рублей, сумму по тем временам огромнейшую.
2
В соответствии с программой строительства храма-памятника главный алтарь его был посвящен Рождеству Христову, приделы – Николаю Чудотворцу и святому благоверному князю Александру Невскому, наиболее почитаемым на Руси.
Храм рос, как живой, как символ могучей, полной сил новой, послекрепостнической России, но нужен ли он был ей? Страна и общество несли в себе яд разложения и распада, ибо зло уже пустило свои корни; сами создатели главного российского собора как бы закладывали в него наряду с лучшими и худшие черты свои – тут и хищения, казнокрадство, равнодушие чиновников и казенное буквоедство комиссии; апатия архитекторов и художников, зачастую относившихся к работе не как к духовному подвигу, а просто интересному заказу.
Так рос храм, так развивалась Россия.
В ноябре 1869 года произошло событие, потрясшее тихую Москву: убийство студента Иванова. Профессор Никитенко отмечал в своем дневнике спустя две недели: «Опять какие-то гнусные прокламации, обращенные к массе народа. Книгопродавец Черкесов арестован. Говорят, арестованы и еще несколько человек. В Московской Петровской академии убит один студент, говорят, своими же товарищами. Преступление это будто бы имеет политическую подкладку».
Летом 1869 года только на Петербургском почтамте чиновники задержали 560 пакетов с прокламациями, отправленными из-за границы. Но и в легальной печати сильна была обличительно-либеральная струя. В 1869 году вышла книга Берви-Флеровского «Положение рабочего класса в России», вскрывшего страшную картину народной нищеты и разорения, в «Отечественных записках» появилась работа Михайловского «Что такое прогресс?», ставшая программным заявлением народничества. В разных журналах публиковались статьи Петра Ткачева, разухабисто-наглые по отношению к идейным противникам, высмеивавшие все, связанное с понятиями «национальное», «традиционное», «государственное». Ткачев был последовательнее своих собратьев по духу: от теоретической борьбы со старым порядком он перешел к борьбе практической.
С вольнослушателем Петербургского университета Сергеем Нечаевым он возглавил радикальное студенческое движение. Впрочем, двадцатидвухлетний Нечаев быстро затмил Ткачева энергией и решительностью. В составленной им «Программе революционных действий» конечной целью студенческого движения провозглашалась ни более ни менее как социальная революция, срок которой он определил на весну 1870 года. В запале откровенности летом 1869 года Нечаев изложил план создания и деятельности тайной революционной организации под названием «Катехизис революционера». Основная мысль автора сводилась к лозунгу «Цель оправдывает средства!».
Сам Нечаев в средствах нисколько не стеснялся. В январе 1869 года, распустив ложные слухи о своем аресте, он уехал в Москву, а в марте скрылся за границу. Добравшись до Женевы, объявил себя представителем некоего «Революционного Комитета», чудом бежавшего из Петропавловской крепости. Зарубежные революционеры страсть как хотели поверить в реальность антиправительственного движения молодежи. Бакунин и Огарев открыли Нечаеву свои объятия и кошельки, несмотря на скептические возражения Герцена.