Александр II

Он думал о ней все время, просыпался с мыслью о ней, вспоминал ее улыбку во время доклада Горчакова о завоевании Кокандского ханства, перебирал в памяти ее слова на последней встрече при обсуждении финансовой реформы в Государственном Совете. Она не шла из головы и при посещении им худой и бледной Марии Александровны, которой он покорно целовал руку, чувствуя себя виноватым и правым одновременно. На представлении в театре он шарил лорнетом по залу, выискивая, нет ли ее в ложах ее родственников. Любовная лихорадка вполне овладела им.

А Катя Долгорукая была холодна. Впрочем, ей в высшей степени льстило внимание государя, но не так уж простодушна она была, чтобы не понимать, каков должен быть исход этого внимания. Натура сильная и цельная, с характером гордым и решительным, насколько это возможно у девушки в девятнадцать лет, Катя не могла полюбить царя и не желала унизиться до положения его наложницы. Она воспитывалась в патриархальных условиях русской дворянской усадьбы и закрытого Смольного института, впитывала идеи русской и французской литературы, ей равно были близки и Татьяна Ларина, и Ванина Ванини. Главное же, невинная душа ее, не знавшая горя и страданий, не знала и больших радостей и не была готова к большому чувству. Умом же она была наивна, не догадываясь о тонкостях искусства интриги.

Стремительно летели дни для царя и одной из миллионов его подданных. Оба думали друг о друге, оба ожидали встреч, но один знал, чего он хочет, а другая покорно следовала его воле до определенного предела, переступать который не желала. Возможно, она вскоре догадалась, что своим упрямством лишь укрепляет чувство Александра.

Он же, давно сказавший ей о желательности побеседовать наедине в «более интимной обстановке», как будто забыл о том. То есть и помнил, и хотел ежеминутно, но уступал ей, не решаясь применить силу. Он любил.

При всей своей одурманенности дивной красотой княжны, он сознавал, что она не так тонка и умна, как ее дальняя родственница Александра Долгорукая, но ему не кладезь премудрости требовался. За парадной красотой княжны он угадывал простоту уютного, необременительного покоя, куда хотелось нырнуть с головой. Он угадывал в ней доброту, верность, чистоту и искренность, не сознавая, что думает и чувствует, как двадцать восемь лет назад в маленьком городке Дармштадте… До смешного доходило, вдруг поманила его статуя Венеры Таврической в одном из коридоров Зимнего. К недоумению караульных офицеров по несколько раз за день приходил к ней и стоял молча. В Венере он тоже видел Катю.

Тянуло к ней неудержимо, хоть мимо дома ее проехать… И поехал, потащился на южную окраину столицы под каким-то смехотворным предлогом, чтобы только, проезжая по улице Бассейной, глянуть на ее окна.

Жизнь постоянно ставит нас перед выбором, в большом и малом мы подчас незаметно для себя принимаем решение и, дай Бог, чтобы оно оказалось верным. Человеку не дано знать, что ожидает его впереди. Мы исходим из уже данного, известного и очевидного. Так и княжна Долгорукая была готова вступить на традиционный для ее круга путь великосветской дамы. Знатность рода и редкостная красота позволяли надеяться на не просто достойную, а блестящую партию – так говорили все вокруг, так думала и сама она. Обычные великосветские юноши, безусые гвардейские корнеты и камер-юнкеры были ей скучны. Сумасбродные гусары и лощеные дипломаты казались смешными. Ни громкие титулы, ни размеры состояния не прельщали ее (хотя бедность тяготила). Сердце ее было еще младенчески покойно. Как знать, не будь роковой встречи, и пошла бы она под венец с нелюбимым или, загоревшись чувством к иноземному принцу, бравому гвардейскому полковнику…

Меж тем пришла весна. Все уже привыкли к холоду и сугробам, как вдруг то прозрачная капель, то ясное, голубое небо, то теплое солнце, от которого невольно хотелось распахнуть надоевшую шубу, то веселая деловитость дворников, вывозивших слежавшийся снег к Неве, а там и сама Нева, незаметно освободившаяся от зимнего покрова и свободно и вольно понесшая свои воды к морю, возбуждали неясные светлые надежды.

Катя постоянно думала о нем, и то неопределенно-радужные, то обыденно-постыдные возможные продолжения затянувшегося романа волновали ее. Дума о нем давно томила сердце. Пришла пора для окончательного решения. Катя все ожидала чего-то, не решаясь сделать окончательный выбор, и то хитростью, то лаской оттягивала ответ.

Глава 3. Летний сад

Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку.

А.К. Толстой

1