Император шел на расстоянии пяти-шести шагов за священниками один, императрица по обычному нездоровью осталась в своей спальне. За ним чинно следовали сыновья и дочка, братья с женами, высшие придворные чины, министры, командиры гвардейских полков, генерал-адъютанты и флигель-адъютанты. Александр знал, как блистательно выглядит его двор, его первая опора, и привычно гордился этим блеском. Он не смотрел на стоящую по сторонам толпу, а механически наклонял голову в ответ на низкие поклоны мужчин и реверансы дам. Еще в юности он открыл, что можно не вглядываться в лица множества людей, неизменно оказывающихся вокруг, что утомляет, а просто скользить глазами, думая о своем. И вдруг взгляд его споткнулся…
В первом ряду толпы близ спуска к реке стояла молодая девушка. Высокая, стройная даже в тяжелой шубе. Из-под собольей шапки на лоб выбилась прядь каштановых волос. Яркий во всю щеку румянец украсил ее породистое лицо с правильными чертами, будто выточенными вдохновенным резцом Кановы.
Как и все, она опустилась в реверансе, но чуть раньше других поднялась, дерзко взглянув на императора. Он вдруг позавидовал ей, ослепительно молодой и прекрасной, которой и дела не было до его жизни и дел, тягостно-тяжелых, мучительно-запутанных. Как хороша!.. Он сбился было с ноги, но быстро поправился. Процессия миновала красавицу, и он едва удержался, чтобы не оглянуться, что было бы совсем неприлично. Лицо он вспомнил, видел ее на прошлогоднем юбилее Смольного института, а вот как фамилия?…
И пели певчие, и архидиакон кадил, митрополит, поддерживаемый под руки келейниками, опустил крест в прорубь, и пушка ударила с бастиона крепости.
Надо узнать, кто она!
Узнать было нетрудно. Оказалось – княжна Екатерина Долгорукая, сирота, недавно вместе с сестрой Машей по благодетельному его повелению закончившая Смольный, а ныне в ожидании женихов проживающая в семье старшего брата князя Михаила Михайловича Долгорукова под присмотром золовки, прелестной неаполитанки маркизы Вулькано де Черчемаджиоре. Лет княжне оказалось всего-то девятнадцать, она выглядела старше, а была почти ровесницей его Володьке и всего на шесть годов старше Мари.
Мысль о ней не шла из головы весь вечер, и он ничуть не удивился, увидев ее назавтра в Летнем саду. Александр был верен своим привычкам и, как было заведено, совершал свою обычную прогулку после утомительного делового дня. А день выдался стылый и ветренный по-петербургски, гуляющих было мало. Он скоро отметил на боковой дорожке знакомую фигуру, за которой следовала горничная, закутанная в платок.
Резко повернув, он шагнул через сугроб и перешел на боковую аллею, не слыша недоуменного восклицания адъютанта, и вдруг вырос перед княжной.
Историкам, жадно охочим до подробностей личной жизни великих людей столь же, сколь и обычная публика, немного достало известий о начале этого романа. Его участники впоследствии скупо делились подробностями, а внимательные наблюдатели поначалу мало внимания обратили на определенный интерес императора к молодой княжне. В дворцовом кругу сочли, что это одно из извинительных болезнью императрицы увлечений государя, очаровательный каприз, из тех, которые оканчиваются приличествующим подарком. Оказалось же, что сорокавосьмилетний Александр Николаевич подлинно влюбился, потерял голову от девятнадцатилетней девушки.
Первая и безусловная примета любви – он стал искать встреч с ней. Согласно устному приказанию императора министерство двора включало княжну Екатерину Долгорукую в списки всех балов, приемов и торжественных церемоний. Но ему было мало видеть ее, и потому Летний сад стал главным местом их свиданий.
Они не договаривались о времени встречи, а просто не изменяли заведенному обыкновению и – гуляли по боковой аллее. Горничная княжны плелась следом, а адъютанта император теперь на прогулку не брал. По строгому указанию князя Долгорукова жандармы не запрещали вход в сад, что вызвало бы толки, но ограничивали публику, пропуская прилично одетых господ.
И два-три раза в неделю он мог видеть ее близко, любоваться нежным румянцем, милой улыбкой, наслаждаться очаровательным грудным голосом и веселым смехом, который он вызывал своими рассказами, частью увлекательными, частью двусмысленными, что позволяли тонкости французского языка. Но разговоров ему быстро стало мало, разгоравшееся пламя страсти требовало большего.
Оказалось же, что юная княжна рассудительна не по летам, а главное – смотрит на него с непреодолимым почтением, причем не как на государя, это бы еще куда ни шло, а как на пожилого дядюшку, чьи любезности и шутки милы, но полюбить которого невозможно. Да, он был стар, сед и, верно, смешон своей привязчивостью…
К глубокому своему удивлению, Александр осознал, что ему необходима любовь именно этой девочки, которую не смогут заменить все его прелестные пассии былых и недавних времен. Сказать ли, он простодушно втюрился в нее по уши.