Александр II

Образ жизни царского брата не слишком отличался от распорядка августейшей семьи. В 9 утра Николай Николаевич выходил к утреннему чаю в кабинете. Стол накрывался перед диваном. По левую сторону сидели великая княгиня Александра Петровна и великий князь. Иногда приходил восьмилетний великий князь Николай Николаевич-младший, иногда к столу приносили годовалого княжича Петю. Напротив великого князя садился обычно доктор Обермюллер, а по правую руку его – дежурный адъютант. Николай Николаевич любил зеленый чай, пил его с густыми сливками и калачом или поджаренным в масле белым хлебом. Разговор за столом шел о мелких семейных интересах и городских новостях.

В половине десятого адъютант в приемной переписывал представляющихся. Великий князь назначал, кого примет в кабинете, кого в приемной. После приема в 12 часов накрывали завтрак: рюмка водки и простой, но вкусный стол: суп, закуски, четыре блюда и десерт. Вина, в отличие от старшего брата, великий князь не любил, предпочитая домашнюю наливку, которую отменно научилась делать Александра Петровна. Вместо кофе вновь подавался зеленый чай со сливками.

По воскресеньям и праздникам к завтраку приглашались отец Василий Бажанов и близкие лица, приезжавшие к обедне. В такие дни, как правило, подавались великолепные кулебяки, а к ним икра паюсная и зернистая.

После завтрака время уходило на катание, объезд казарм, проверку караулов. По воскресеньям бывал развод, на котором Николай Николаевич присутствовал обязательно. То было важное событие: государь на разводе видел свою гвардию и гвардия видела государя.

На развод государь являлся в разном настроении, но его привычки давно были известны. Если Александр Николаевич вынимал правой рукой из левого заднего кармана носовой платок и сморкался, а затем передавал великому князю Николаю Николаевичу приказание: «Господам офицерам являться!», которое тот оглушительно громко кричал на весь Михайловский манеж, у всех начальствующих лиц спадала тяжесть с сердца. Государь приветливо улыбался и милостиво благодарил за развод, не обращая внимания на мелкие промахи, которые неизбежно случались.

Но если платок не вынимался и офицеры не призывались, у многих сердце замирало. В этом случае всякое лыко попадало в строку, примечались и плохая посадка какого-нибудь офицера, и сбой в прохождении эскадрона. Великий князь после отъезда государя из манежа созывал начальников и делал замечания, передавая и мнение августейшего брата.

Стоит заметить, что нравы в армейской среде тогда были просты. Во многих провинциальных гарнизонах было заведено, что офицеры ежедневно обедали у своих батальонных или батарейных командиров. Этот чисто русский обычай гостеприимства тщательно соблюдался. Офицеры им дорожили. Ведь стояли большей частью в небольших городах, в которых не было никакого общества, и пять-шесть офицеров составляли сплоченное содружество, всегда поддерживавшее своих во всем. Не то в столице, в гвардии.

Заведено было, что разметкой новобранцев по полкам занимался сам государь, а в случае его занятости или отсутствия – великий князь Николай Николаевич. И вот как-то после длительной и довольно утомительной процедуры все проголодались, и генерал Дохтуров предложил позавтракать неподалеку в Английском клубе, которого он был старшиною. Николай Николевич поколебался, но приглашение принял.

Вечером Александра Петровна встретила мужа на площадке лестницы вопросом:

– Отчего так долго? Вы же ничего не ели! Невозможно так морить людей.

– Нет, Саша, – успокоительно сказал Николай Николаевич, – мы не очень голодны. Нас накормил Дохтуров из Английского клуба.

Он ушел переодеться, а покривившая губы великая княгиня обратилась к его адъютанту полковнику Дмитрию Скалону:

– С какой стати великий князь принимает завтраки от лиц своей свиты? Это совершенно лишнее.

– Отчего, ваше высочество, – рубанул Скалой, – великому князю не принять предложенные от сердца хлеб-соль?

– Это слишком интимно, и его высочеству до этого не следует опускаться.

«Так вот как эта худосочная немка смотрит на нас, русских офицеров!» – мелькнуло в голове Скалона. Он подошел к столу с закусками, глянул на блюда и судки с позолоченными крышками, но не захотел снести оскорбление.

– Извините, ваше высочество, но ваш взгляд – гордость, а гордость – не христианская добродетель.

Великая княгиня широко открыла глаза:

– Это вы мне?!

Скалой опрокинул стопку и твердо поставил ее на столик.

– Да, это мое убеждение.

Александра Петровна замерла. Но следует отдать должное немецким принцессам, подавлявшим свое высокомерие и церемонность, неуместные у русских великих княгинь. Александра Петровна улыбнулась, налила из графинчика в позолоченную стопку водки и ласково спросила:

– Хотите водки?

Скалой не хотел, но выпил.

По ночам великий князь Николай Николаевич обходил все закоулки Зимнего дворца мерным шагом, слыша который вытягивались часовые и оправляли мундиры офицеры. Внимания великого князя хватало на все.