По весне подводились расходы императорской семьи, и государю представлялась подробная роспись. Обыкновенно он подмахивал ее не глядя, уверенный, что старый и молодой Адлерберги (первый уже формально, второй фактически), отвечавшие за министерство двора и уделов, его не подведут. Пролистывая счета, округлым писарским почерком идущие строка за строкой, он выхватывал: «…за шитье платья портному Богданову – 1864 р., Шармеру – 19 р., за пуговицы и шелковую тесьму пуговичному фабриканту Льюнгбому 8 р.75 коп… ливрейным служащим по случаю приносимого ими поздравления с праздником Св. Пасхи, в день Тезоименитства Вашего Императорского Величества, в Рождество Христово и в Новый год – 765 р.50 коп., тверскому гражданину Петру Денисову за поднесение Вашему Величеству пряников 5 руб., крестьянину деревни Скотино Петру Никитину за поднесение хлеба 7 руб.», – а почему разница в два рубля? Удивился, но пролистнул еще: «…о выдаче пособий: дочери коллежского секретаря Юрьева Евдокии – 300 руб…» А лошадь, украденную у него в Петергофе, так и не нашли! Хорош этот князь Суворов, гуманнейший петербургский губернатор, и вся его полиция… Видно, это закон: либералы несут беспорядок… Окунул перо в чернильницу и с мягким нажимом вывел свое имя и росчерк. Все, с делами покончено.
Заглянув на половину императрицы, что он считал необходимым делать каждый день из приличия, Александр обнаружил жену также за бумагами. То были пожелтевшие школьные аттестации преподавателей на великих князей Николая, Александра и Владимира, расписание занятий, тетрадки…
Покрасневшие веки Марии Александровны показывали, что она плакала. Расписание было десятилетней давности:
«22 декабря Четверг:
Вечером от 51/2 утра до 7 занимаются Гимнастикою…
23 декабря. Пятница:
От 8 до 101/2 точат и столярничают от 11 до 12 ездят верхом от 12 до 2-х все вместе рисуют Вечером от 5 до 7 занимаются музыкою
24 декабря. Суббота:
Весь день постятся
От 8 до 101/2 точат и столярничают, позавтракав, идут к обедне, а потом по примеру прошлого года идут в лавки покупать конфекты и пряники. В 7 часов вечера идут ко Всенощной и потом елка.
25 декабря. Воскресенье:
Утром играют подаренными игрушками, а потом идут к Обедне и к Высочайшему выходу; вечером играют с приглашенными товарищами…»
– А вот их письма, – с нежной улыбкой протянула ему Мария Александровна.
Письма были адресованы частью матери, частью ему. Он взял свои.
«Милый папа, здоров ли ты? Я здоров…» и смешные подробности о том, как пили чай в лесу, и было очень весело, пошел большой дождь с молнией, устраивали представления с мальчиками, а после возили друг друга в тележках, на скачках первым пришел Саша и получил от Мама серебряную фляжку, а Никса пришел вторым и получил запонки, а Павлуша третий день не в духе, у него режется четвертый зуб…
Что тут было сказать? Это его жизнь, его и ее, но ставшая такой далекой, будто чужая. Так бывало при отплытии на корабле, когда при взгляде на провожающих, с которыми было хорошо, понимаешь, что помнить их будешь, а расстаешься надолго… и все дальше берег, уже скрывает его дымка, и невольно хочется смотреть вперед, а что там?
Со смертью Никсы вдруг показалось, что и его жизнь кончена, осталось дожить, сколько Бог даст, а там и уйти с миром на место в Петропавловском соборе… Однако сам себе признавался, что чувствовал себя моложе. Именно поэтому встречи с женой тяготили его. Не желая признаваться самому себе, он только с жалостью смотрел на увядающую императрицу, усвоившую себе какую-то старушечью копотливость и внимание к сущим мелочам. Его нежно любимая принцесса Мария осталась на безвозвратно ушедшем берегу…
Взрослеющие сыновья сами отдалялись от него, хотя внешне отношения не переменились. Быть может, они жалели больную мать, быть может, у него не хватало на них времени, но только Мари пробуждала у него чувства любви и нежности. Но и дочка – даже самая нежно любимая, всего только дочка…