Нередко случалось так, что, оставив государя в самом благожелательном настроении, Милютин находил его назавтра настроенным прямо враждебно, и это прорывалось в раздраженных упреках. Обычный повод был – Медико-хирургическая академия, студенты которой отличались вольностью мыслей и поведения, о чем незамедлительно и со всеми деталями сообщалось государю главой III Отделения. Особое раздражение вызывало появление в стенах академии «нигилисток» со стрижеными волосами и папиросками. Вполголоса рассказывали, как они под руку прогуливаются со студентами по коридорам и уютным уголкам, уделяя больше внимания не анатомии, а живым телам… Главный спрос был с администрации академии, и ее президент и вице-президент вычеркивались из представленных министром списков на награждение, но их император не видел, а видел каждодневно генерала Милютина.
И как ни уверял Милютин, что происшествия в академии редки, нарушений ничуть не больше, чем в университете, что нельзя же водить на помочах взрослых людей, как того требуют некоторые (фамилия князя Долгорукова не называлась, но оба имели его в виду), – гнев императора не утихал.
Раздражительность, равно как и отходчивость, были известными чертами в характере Александра Николаевича, и этим пользовались. После спокойных и убедительных объяснений Милютина суть дела прояснялась, но Александр Николаевич не давал себе труда обдумать дело заново, просто прощая надежного Милютина.
Что оставалось делать министру? Он запретил допускать девушек на лекции в академию.
Исключительная занятость и громадная ответственность мало изменили Дмитрия Алексеевича. В поведении и манерах он стал сдержаннее, в высказываниях суше, но взгляды свои не переменил.
Казалось бы, гуманизм, да тем более в мелочах, едва ли возможен в военном министерстве. Но вот мнение Милютина о военно-учебных заведениях, адресованное брату царя великому князю Михаилу Николаевичу, в ведении которого они состояли. Военный министр предлагал уничтожить учебные военные корпуса, считая, что «воспитание отроков и юношей должно совершаться дома и в заведениях гражданских. Заведения же собственно военные могут существовать только с одной целью – доставить научное специальное образование тем молодым людям, кои почувствовали в себе призвание к военной службе». Позднее он несколько изменил точку зрения, сохранив общеобразовательные военно-учебные заведения, но приведенные соображения весьма характерны для министра Александра II. Критики Милютина утверждали, что расформированием 15 из 17 кадетских корпусов министр нанес удар по «воспитанию военной души и сердца».
Для полноты картины добавим, что не менее характерны для дружеского круга императора были и совсем иные люди, открыто высказывавшие недовольство милютинскими переменами. Так, офицерам Преображенского полка братьям Шульгиным вздумалось принять участие в любительском спектакле, устроенном в пользу нуждающихся литераторов и ученых. Узнав о том, командир полка князь Анатолий Барятинский (брат фельдмаршала) сделал Шульгиным выговор, заявив, что «нося Преображенский мундир, неприлично играть публично в присутствии Бог знает кого et an profit de cette canaille (и в пользу этого сброда)!!» Он потребовал от офицеров оставить полк и перейти в армию.
Александр Николаевич утвердил решение. Едва ли он счел это наказание соразмерным «посрамлению чести» первого русского полка, однако не возразил. Уступая в мелочах высокомерным аристократам, он облегчал деятельность своему военному министру. Правда, в конкретном случае видна и человеческая мягкость, и, возможно, излишняя снисходительность Александра к «ближнему кругу», друзьям детства.
Князь Анатолий Барятинский был известен как человек блестящий и пустейший. Он промотал все свое состояние и постоянно был в долгу как в шелку. Это не мешало ему мотать деньги по любому поводу. То в Москве на Масленице он давал завтраки с танцами, то ездил из Царского Села по вечерам в Оперу, заказывая исключительно для себя особый поезд. И государь платил все его долги. По мнению его и света, такое поведение ничуть не позорило Преображенский мундир.
Было немало оснований для горького вывода профессора Никитенко: «Надобно очень любить Россию, чтобы не чувствовать отвращения ко всей безалаберности нашей администрации, умственному и нравственному разврату так называемого образованного общества, глубокому невежеству и дикости масс и вообще отсутствию всякого понятия законности и честности во всем народе».