Александр II

На следующий день было назначено важное заседание в крестьянском комитете, и в 11 часов Константин туда отправился. Вечером он записал: «Начали рассматривать Общее положение. Шло довольно хорошо, но когда коснулись того, что здания усадьбы объявляются собственностью крестьянина, тут завязался самый горячий спор, который продолжался весьма долго. Личности начали тут ясно обрисовываться. Защищали только Гагарин, Чевкин, Ланской и я. Все остальные были против. Наконец соединились на том, чтобы сказать вместо собственность – неотъемлемое владение. Только что дошли до этого результата, как входит фельдъегерь и говорит, что меня требуют в тот дворец. Я в страшном ожидании вскочил и побежал, ни с кем не простившись. Приезжаю и вижу, что все у постели Матушки на коленях и в слезах. Я подошел и на коленях поцеловал ее руку. Она меня еще узнала. Тогда Бажанов начал читать молитву. После того все с ней простились, ее дамы, кавалеры и вся прислуга. Это была раздирательная сцена».

Пошли обедать. После обеда она лежала спокойно и не стонала. Все сидели у нее. «Стояла совершеннейшая тишина. Дыхание ее было так тихо, что Саша думал, что она отходит. Мы встали в слезах на колени вокруг кровати. Матушка попросила нас выйти и оставить ее в совершеннейшем покое».

Наступило 20 октября. «Рассветало, стало светло, а Матушка все более и более потухала. Наконец Бажанов начал читать отходную. Не стало нашей дорогой Матушки! Нет уже больше у нас ни отца, ни матери… Потом мы ее опять переложили на кровать и при этом убедились, как она страшно похудела… Бажанов читал из Евангелия „Да не ожесточатся сердца ваши“, которое он читал после смерти Папа и Адины, и которое я так странно люблю».

Горе горем, но надо было возвращаться к их главному делу. Вновь Константин уверял Сашу, что тот напрасно надеется на умиротворение дворянства, такого быть не может, ибо дворянство не примирится с потерей своего значения как первого сословия. По решительности характера великий князь в конце 1860 года откровенно советовал брату устроить coup d’etat: не пускать дела в Государственный Совет, а объявить от себя и представить к исполнению.

И в том был резон, ибо никто не мог быть уверен в исходе рассмотрения проекта реформы высшими сановниками России, большинство из которых были крупными землевладельцами. Тем не менее Александр Николаевич твердо решил вести дело исключительно законным путем. Младший брат смирил гордыню. Что значит даже его самолюбие, когда речь идет о судьбе России?

11 декабря 1860 года великий князь пригласил вечером в Мраморный дворец графа Панина и других наиболее влиятельных своих противников. Два часа горячо спорили они в кабинете, и Константину удалось убедить Панина присоединиться к мнению меньшинства Комитета, отказаться от намерения предоставить помещикам вотчинную полицию в имениях и от некоторых других соображений второстепенного значения. Правда, и графу удалось настоять на некотором уменьшении наделов отпускаемых на волю крестьян, хотя не в той мере, как намеревался поначалу.

Великий князь проводил графа и других до подъезда и, с улыбкой посмотрев снизу вверх на усталое лицо Панина, пожал ему руку. Обратно по парадной лестнице он взлетел одним махом, несмотря на свои тридцать четыре года. Дело было сделано!

28 января 1861 года в Мариинском дворце открылось заседание Государственного Совета, на которое был вынесен выработанный Главным комитетом при участии Редакционных комиссий проект Положений об освобождении помещичьих крестьян. Заседание открыл Александр II:

– Дело об освобождении крестьян, которое поступило на рассмотрение Государственного Совета, по важности своей я считаю жизненным для России вопросом, от которого будет зависеть развитие ее силы и могущества. Я уверен, что вы все, господа, столько же убеждены, как и я, в пользе и необходимости этой меры. У меня есть еще другое убеждение, а именно что откладывать этого дела нельзя; почему я требую от Государственного Совета, чтобы оно было им кончено в первую половину февраля и могло быть объявлено к началу полевых работ; возлагаю это на прямую обязанность председательствующего в Государственном Совете. Повторяю – и это моя непреклонная воля – чтобы дело это теперь же было кончено…

Он говорил еще, напомнил о предшествующих царствованиях, в которые намечались шаги по уничтожению крепостного права, и полная тишина стояла в зале. За окнами тихий снег падал на площадь, на памятник грозному императору, на близкую громаду Исаакия.

Все уже подустали от бесконечных и долгих обсуждений. Пугавший одних и радовавший других миг освобождения все отдалялся, что наполняло членов Совета разноречивыми чувствами. Речь государя поразила всех. Там сидели люди опытные, знавшие, что такого рода выступления предварительно составляются в канцелярии министерства внутренних дел, потом просматриваются доверенными лицами государя, одобряются ведущими членами Государственного Совета, а уж после произносятся при почтительном внимании аудитории, знающей все содержание.