Несмотря на все меры предосторожности, в начале 1881 года в Санкт-Петербурге пошли разговоры о том, что в ближайшее время следует ожидать великих перемен. Некоторые утверждали без всяких на то оснований, будто 19 февраля, в годовщину отмены крепостного права, Александр упразднит самодержавие, провозгласит конституцию и объявит о создании парламента на европейский манер. Эти ложные слухи волновали умы, пробуждая надежды у одних и вызывая страх и ярость у других. Масла в огонь подливали революционеры. Для них принятие конституции не имело никакой ценности. Цель, которую они преследовали, заключалась не в обновлении царизма, а в его полном уничтожении. Они поклялись убить Александра вовсе не потому, что он был деспотом, как его дед Павел I, убитый офицерами собственной гвардии. Они признавали, что на протяжении двух столетий Россия не знала более открытого, более благосклонного монарха. Они не забыли, что он освободил крепостных, ввел суды присяжных, запретил телесные наказания… Единственная его вина, по их мнению, заключалась в том, что он был царем. Хорошим или плохим – не имело значения. Он воплощал в себе принцип, и этот принцип должен был исчезнуть. Сама по себе идея даровать России некое подобие конституции представлялась им даже опасной, поскольку это могло бы лишить народ воли к борьбе. Александр выбивал почву из-под ног противников режима, и, следовательно, им нужно было как можно быстрее вновь обрести ее. То есть им нужно было действовать, прежде чем он преподнесет этот подарок своим подданным.