Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

— Да если бы только ее! — хохотнул собеседник. Чокнулся кружкой с Сашей. — Ты же сам знаешь, как в деревенских школах туго с учителями. Мне кроме истории навесили еще русский язык и биологию. Так что хлебнул я там педагогической практики по горло. И романтики — тоже. Жил, как постоялец, в избе с русской печкой, хозяйка у меня была справная: козу держала, кур, огород у нее был, поэтому мы не голодали. Зато полностью отдал долг государству и теперь могу двигать по жизни дальше.

— Ну и куда лыжи навострил?

— Мне, Саша, всего двадцать пять. Как и тебе, да?

Саша Яковлев с родителями Агафьей Михайловной и Николаем Алексеевичем. [Из архива Л. Шерстенникова]

Яковлев послушно кивнул.

— Так вот. Учителем быть оно, конечно, интересно, нужное дело. Но ведь жизнь впереди такая длинная, чего же сиднем сидеть на одном месте. Хочу я теперь за Урал рвануть. В Сибирь — там большие стройки затеваются, авось и пригожусь. Может быть, даже и учиться дальше пойду — на инженера, на геолога, еще не решил.

Гриша щедро отпил из своей кружки, аккуратно поставил ее на стол.

— Ну, что это я все о себе да о себе. Ты-то где? Как с третьего курса тебя отозвали, так и пропал. — Он понизил голос: — Шпионом, что ли, стал?

Восьмилетний Саша Яковлев (крайний справа). Деревня Королево Ярославской области. 1931. [Из архива Л. Шерстенникова]

Яковлев улыбнулся:

— Ну каким шпионом? Отозвали меня на учебу в Москву, в Высшую партийную школу. Считай, по тому же профилю занятия шли, что и у нас на истфаке. Только все больше с идеологическим уклоном. Но через год школу закрыли, я вернулся в Ярославль, институт заканчивал уже экстерном. Так что специальность у нас с тобой одинаковая — учитель средней школы.

— Преподаешь?

Александр внимательно посмотрел на собеседника, словно раздумывая, как лучше ответить на его вопрос.

— Нет. Как-то не сложилось у меня с этим делом.

— Постой. Дай я угадаю. Ну куда ты мог с дипломом историка устроиться? Краеведческий музей? Областной архив? Дом пионеров?

— Давай-ка мы еще по одной, — предложил Яковлев. — Я угощаю.

Завтра многие из них уйдут на войну. И не все вернутся. [Из архива Л. Шерстенникова]

Он подозвал официантку, сделал заказ.

— Ладно, не мучайся. Все равно не отгадаешь. В обкоме партии работаю, инструктором Отдела пропаганды и агитации.

Гриша присвистнул:

— Ого! Далеко пойдешь!

Александр легко усмехнулся, потупил взор, вроде бы приняв комплимент. Потом поднял глаза на собеседника:

— А это уж как карта ляжет.

Больше они никогда не виделись.

Инструктором сектора печати в Ярославском обкоме КПСС он пробыл недолго, года полтора. Основная обязанность состояла в том, чтобы просматривать районные газеты, следить за их правильной линией. Случалось, приглашал в обком для проработки редакторов газет, которые были гораздо старше Яковлева. Журил их за допущенные ошибки, призывал не терять бдительности.

Курсант военного училища Александр Яковлев (третий слева в первом ряду). Удмуртия. 1942. [Из архива Л. Шерстенникова]

Но в итоге и сам оказался в газете — только в областной, партийной, под названием «Северный рабочий». Его туда пригласил редактор Иван Лопатин, которому понравилась принципиальная позиция инструктора обкома по вопросу о т. н. социалистическом соревновании.

Это «соревнование» в течение нескольких десятилетий оставалось одним из трендов партийной жизни. Соревноваться должны были все: доярки — у кого больше надои молока, шахтеры — кто больше нарубит угля, лесорубы, рыбаки, речники, токари, пекари… На самом деле никакого соревнования, конечно, не было, оно существовало исключительно на бумаге, в отчетах. Это и обнаружил молодой инструктор обкома Яковлев, когда его командировали в один из районов Ярославской области. Вернувшись, он так и написал в своем отчете: социалистическое соревнование в данном районе на бумаге есть, однако ни одного соревнующегося в реальной жизни нет. Более того, и на бюро обкома он это озвучил, что очень не понравилось старшим товарищам, давно привыкшим к подобным лукавствам. Яковлева призвали не терять связи с низовыми партийными организациями, глубже заглядывать в их повседневную жизнь, где, конечно, по полной программе развернуто соревнование.

Выписка из зачетной ведомости А. Н. Яковлева. 18 апреля 1947. [ГА РФ]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии