Александр I. Самодержавный республиканец

Когда в Западной Европе наступал кризис господствовавшей идеологии, она, справедливо относясь к идеологическим построениям только как к научно обоснованным гипотезам, приступала к поискам новых путей развития, не делая из этого особой трагедии. В России же кризис, тем более крах главенствующих идей — это всегда катастрофа как общественная, так и личная. Наступление кризиса предчувствуется далеко не сразу и далеко не всеми, но от этого он становится только мучительнее и безысходнее. Начало 1820-х годов стало переломным временем не для одного Александра I, кризис охватил значительную часть мыслящего русского общества. Так или иначе он затронул А. С. Пушкина, А. С. Грибоедова, некоторых руководителей декабристов, ряд крупных государственных деятелей и генералов. Совпадение по времени знаменательное, да и по внезапному чувству собственной ненужности весьма показательное.

После сказанного неудивительно, что образованием Библейского общества религиозные искания нашего героя не ограничились. В 1822 году Голицын — как оказалось, на свою голову — познакомил Александра I с архимандритом Фотием (в миру Петром Никитичем Спасским). Тот повел себя с царем крайне независимо и поучал его, как младшего (хотя по годам император был старше монаха). Страстная поклонница Фотия графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская и другие не менее восторженные дамы искренне верили, что их наставник избран Богом, чтобы обличить зло во всех его проявлениях, а потому обладает даром видеть любые козни дьявола. Речь, щедро пересыпанная словами из церковнославянского языка, пронизывающий взгляд, фанатичная вера, обличение мистиков и прочих инаковерующих — всё это произвело на Александра неизгладимое впечатление. На его робкое возражение, что все проклинаемые монахом по-своему веруют в Христа, тот ответил: «И бесы веруют и трепещут… Церковь единая верует истинно».

Позже выяснилось, что появление в Петербурге настоятеля захолустного (3-го класса) новгородского Михайловского Сковороде кого монастыря Фотия не обошлось без участия Аракчеева, начавшего тонкую интригу, направленную против Голицына. В 1824 году он, к тому времени уже архимандрит другого новгородского монастыря — первоклассного Юрьева, был вторично вызван в столицу собственноручным письмом графа. Фаворит устроил Фотию трехчасовую монаршую аудиенцию, а также вдохновил его на написание ряда записок на имя Александра Павловича. В том же году записки под названиями «План революции, обнародованный тайно, или Тайна беззакония, делаемая тайным обществом в России и везде», «О действиях тайных обществ в России через Библейское общество» были представлены Аракчеевым хозяину Зимнего дворца.

В них Фотий требовал уничтожения Министерства духовных дел, закрытия Библейского общества, изгнания из столицы неправославных проповедников и возвращения всех прав Святейшему синоду. Именно после этого, по его выражению, будет одержана «победа над Наполеоном духовным». А. Н. Голицын, называвшийся в посланиях «явным и клятвенным врагом Церкви», долго ничего не подозревал о развернувшейся против него кампании. Он даже явился в дом Орловой-Чесменской, где проживал Фотий во время вызовов в Петербург, чтобы спокойно выяснить с ним отношения. По словам воинственного архимандрита, князь, войдя в комнаты, «яко зверь рысь», получил от него не благословение монаха, а громогласную анафему. Испуганный Голицын бежал, а Фотий радостно скакал по дому, возглашая: «С нами Бог!»^{187}

Библейское общество было в конце концов распущено, Министерству духовных дел и народного просвещения возвращено (1824) прежнее название, масонские ложи закрыты, а с офицеров и чиновников взята подписка о том, что они не принадлежат и не будут впредь принадлежать ни к каким тайным обществам. Этими мерами император ограничиваться не собирался. Особенно это стало заметно после событий, происшедших в 1820 году.

В ночь с 28 на 29 октября гвардейский Семеновский полк, шефом которого являлся Александр I, взбунтовался против своего командира полковника Федора Ефимовича Шварца — тот, являясь ставленником графа Аракчеева, попытался ввести в полку не просто аракчеевскую, а какую-то варварскую дисциплину: вернул в полк телесные наказания для солдат, не делая исключения даже для георгиевских кавалеров, и за мельчайшие проступки наказывал подчиненных самым жестоким образом. Монарх в это время находился на конгрессе Священного союза в Троппау и оказался в достаточно щекотливом положении. Во-первых, о событиях в Петербурге его известил канцлер Австрийской империи Меттерних, что было крайне неприятно. Во-вторых, поспешный отъезд с конгресса показал бы всей Европе, что он придает «семеновской истории» слишком большое значение. Этого не следовало допускать еще и потому, что в то время континент был охвачен различного рода возмущениями.