Александр I и Наполеон

Сенат в России всегда был зависим от личного произвола царя, поскольку царь назначал и смещал всех его членов. Канцлер А.Р. Воронцов предложил не назначать, а избирать сенаторов, чтобы отпала нужда подозревать их в зависимости. «Сенатор должен быть, как жена Цезаря, свободен от подозрений», — говорил канцлер. Александр I, поддержанный «молодыми друзьями», отверг это предложение. Российский Сенат остался прежним подобием Сената древнеримского, в котором, по выражению Корнелия Тацита, «молчать — тяжко, говорить — бедственно». К тому же Александр, подобно своим предшественникам и преемникам, зачастую назначал в Сенат никчемных, лишь бы вельможных, старцев, «всех инвалидов и лентяев империи», как досадовал А.А. Чарторыйский.

…Там люди для парада,
Расшит чтоб был кафтан, а головы — не надо, —

писал об александровском Сенате флигель-адъютант императора поэт С.Н. Марин.

Безбрежными были словопрения в Негласном комитете и по крестьянскому вопросу, результатом которых явились еще два акта, столь же мало смягчившие крепостное право, сколь мало ограничили самодержавие указы о правах Сената и министерств.

Александр I, по-видимому, искренне желал освободить крестьян от крепостной неволи, но понимал «лагарповски», что делать это надлежит медленно и осторожно. Он продолжил заложенную павловским указом о трехдневной барщине традицию ограничения крепостного права и пошел дальше отца, прекратив раздачу государственных крестьян в награду крепостникам. Когда, в дни его коронации, герцог А. Вюртембергский стал просить о пожаловании ему имения, Александр заявил: «Большая часть крестьян в России — рабы. Считаю лишним распространяться об уничижении человечества и о несчастий подобного состояния. Я дал обет не увеличивать числа их и потому взял за правило не раздавать крестьян в собственность». Этому обету Александр не изменил.

Негласный комитет обсуждал вопрос и о возможностях отмены крепостного права, но после долгого спора признал, что для этого время еще не настало. Более того, царь и его «молодые друзья» рассудили, что даже «внезапное ограничение помещичьей власти могло дать повод к неповиновению крестьян и к большим беспорядкам». Поэтому решено было «во избежание неудовольствия дворянства и возбуждения слишком больших надежд в крестьянах» ограничиться полумерами. 12 декабря 1801 г. был издан указ, дозволяющий купцам, мещанам и казенным крестьянам покупать землю в собственность, а 20 февраля 1803 г. последовал указ о «вольных хлебопашцах», который разрешал помещикам по их желанию освобождать крестьян и дворовых с землей за выкуп.

Поскольку до тех пор в России землей владели исключительно дворяне, указ 1801 г. означал уступку нарождавшейся буржуазии, первый шаг к буржуазному землевладению. Но практическое значение этого юридически важного шага оказалось ничтожным: землю не покупали, так как не было в стране свободных рабочих рук, которые могли бы ее обрабатывать. Более значимым стал указ о «вольных хлебопашцах», в котором В.О. Ключевский усмотрел «первое решительное выражение правительственного намерения отменить крепостное право». Действительно, указ 1803 г. де-юре подтачивал крепостничество, и Александр I был вправе гордиться перед Европой, что он и делал. Однако и этот указ не получил реального обеспечения. Вопрос — освобождать ли крестьян от помещиков-крепостников или нет — был отдан на усмотрение самих же крепостников; они, разумеется, встретили указ неодобрительно и пользовались им редко. За все царствование Александра I были переведены в разряд «вольных хлебопашцев» лишь 47 153 ревизские души, т. е. меньше 0,5 % крепостного населения. Оба «крестьянских» указа Александра лишь приоткрывали узкую щель под дверью крепостнической империи, в которую врывались буржуазные отношения, сама же дверь оставалась наглухо захлопнутой.