Александр I

Однако то, что эффектно звучит на бумаге, возмущает живую душу, и Александр, вопреки самым разумным доводам, не может решиться отдать без боя значительную часть русской территории. В конце концов он одобряет план своего военного советника прусского генерала Фуля, являющийся компромиссом между тактическим отступлением и контрнаступлением. Согласно этому плану, главные силы русских отходят в укрепленный лагерь под Дриссой в излучине Двины, а остальные части наносят удары по флангам и тылам противника. К несчастью, этот маневр неосуществим из-за численной слабости русской армии. Против 400 тысяч, сражающихся на стороне Наполеона (французы, немцы, поляки, голландцы, итальянцы, австрийцы, швейцарцы…), русские могут выставить в общей сложности всего 220 тысяч человек, разделенных на три армии: Первая, под командованием Барклая де Толли, насчитывает 127 тысяч человек, Вторая, под командованием Багратиона, – 48 тысяч, наконец, Третья, под командованием Тормасова, – 43 тысячи,[32] но Третья армия стоит далеко на юге, прикрывая австрийскую границу. Следовательно, только Первая и Вторая армии могут отразить нападение врага. Александр приказывает обеим армиям соединиться у Дриссы. Но этот хваленый лагерь не пригоден для обороны: он расположен в неудобной местности, плохо укреплен и недостаточно обеспечен припасами. Сверх того, французы его просто обходят и двигаются не на север, как предполагал Фуль, а на юг. На прусского стратега обрушивается негодование русских военачальников. Доверие Александра к нему поколеблено. Александр в растерянности, не знает, на кого опереться, и не уверен в своих способностях к командованию армиями. Балашов, Аракчеев и государственный секретарь Шишков, заменивший Сперанского, почтительно просят царя оставить армию. Здесь, обосновывают они свою просьбу, присутствие царя бесполезно, тогда как его появление в Москве и Петербурге воодушевит весь народ. Самым веским доводом стало письмо великой княгини Екатерины, которая заклинает брата быть главой государства, а не армии. «Я считаю Вас таким же способным, как Ваши генералы, – пишет она в июне 1812 года, – но Вам нужно играть роль не только полководца, но и правителя. Если кто-нибудь из генералов будет дурно делать свое дело, его ждут наказание и порицание, но если ошибку сделаете Вы, вся ответственность падет лично на Вас, и будет уничтожена вера в того, от кого все зависит, кто держит в руках судьбы империи и должен быть единственной силой, перед которой склоняются все. Утрата веры в Государя принесет вреда гораздо больше, чем оставление нескольких губерний. Я знаю Ваш характер: Вы будете страдать из-за одной ошибки и упрекать себя за нее больше, чем другие за тысячу совершенных ошибок… Душевные страдания туманят ум… Прокляните меня, но я не могу Вам лгать. Или лучше было бы мне промолчать?» Александр отвечает 11 июня 1812 года: «Я предвидел, что Вы захотите оторвать меня от армии, но все-таки я тронут воодушевлявшими Вас высокими чувствами. Как бы я был счастлив, если бы рядом со мной было больше людей, подобных Вам! Ваши убеждения делают честь как Вашему уму, так и Вашему патриотизму и Вашему сердцу».

Наконец, он поручает Шишкову составить манифест, провозглашающий Отечественную войну против захватчика, велит к ночи приготовить коляску и уезжает в Москву. 12 июля в 9 часов утра он появляется в Кремле на Красном крыльце и видит перед собой море людей – здесь перед ним вся Россия, единая в своем религиозном благоговении перед царем. Народ встречает его криками восторга, они заглушают друг друга, ширятся: «Ура!.. Веди нас, царь-батюшка!.. Умрем или победим!» Когда царь спускается по ступеням на площадь, тысячи рук тянутся к нему, стараясь коснуться его. Люди смеются, плачут, целуют полы его мундира. С трудом он пробирается сквозь теснящую его толпу к собору, где митрополит взволнованно благословляет его: «Царю! Господь с тобою: Он гласом твоим повелит бури, и станет в тишину, и умолкнут волны потопные. С нами Бог!» На собрании в Слободском дворце московское купечество в патриотическом порыве жертвует миллионы рублей на общее дело, дворянство выставляет 24 тысячи ратников, а богатые вельможи обязуются обмундировать и вооружить несколько полков.