Отпуская Балашова, император французов передает ему письмо к Александру. В этом последнем перед началом военных действий послании он уверяет, что «даже Бог не может повернуть события вспять», сообщает, что отклоняет условия мира и назад не повернет, но «открыт для переговоров о мире», если царь возьмет вину за объявление войны на себя. «Придет день, – пишет он, – когда Ваше Величество признает, что Вам не хватило ни твердости, ни доверия и, да позволено будет мне сказать, искренности. Ваше Величество сами погубили свое царствование».
Письмо остается без ответа. Упреки Наполеона не трогают Александра. В донесениях, которые он получает, сообщается о серьезных беспорядках в разноплеменных полках, составляющих Великую армию. И действительно, литовцы поражены разбродом и неразберихой в войсках, стоящих лагерем на их земле. «Шестьсот тысяч человек всех европейских национальностей, собранных под наполеоновскими знаменами, шли в две линии, без провианта, без жизненных припасов по стране, обнищавшей из-за континентальной системы и еще недавно разорявшейся огромными контрибуциями, – вспоминает графиня Шуазель-Гуффье. – Города и деревни подверглись неслыханному разорению. Церкви разграблены, церковная утварь растащена, кладбища осквернены, несчастные женщины подверглись оскорблениям… Мародеров расстреливают. Они принимают смерть равнодушно, покуривая трубки: ведь рано или поздно им все равно суждено погибнуть под пулями… Французская армия, стоявшая в Вильно, три дня терпела недостаток в хлебе. Солдатам раздавали кое-как замешанный сырой хлеб, нечто вроде лепешек. Не было корма для лошадей, и в конце июня срезали весь хлеб на полях. Лошади мерли, как мухи, и их трупы выбрасывали в реку».
Не лучше обстоит дело в русских полках. «Солдаты были без сапог, в рваном обмундировании, – рассказывает Ростопчин, недавно назначенный губернатором Москвы. – Продовольствия не хватало. Корпус Милорадовича пять дней не получал хлеба. Дисциплина расшаталась. Большинство солдат и даже кое-кто из низших офицерских чинов занимаются разбоем и мародерством. Наказывать всех невозможно». Но Александр не вникает в состояние армии. Он не сомневается, что даже и такая она сумеет разгромить наполеоновские полчища. Решив вести оборонительную войну, он благосклонно слушает тех, кто советует завлечь врага в глубь страны. Особенно ему пришлась по вкусу формулировка того же Ростопчина, который написал ему: «У нас надежные тылы. У вашего государства два могучих защитника – пространство и климат. Русский император грозен в Москве, страшен в Казани, непобедим в Тобольске».