«Проблема, представшая перед интеллигенцией этой страны, весьма серьезна. Реакционные политики посеяли подозрения по отношению к интеллектуальной активности, запугав публику внешней опасностью. Преуспев в этом, они подавляют свободу преподавания, увольняют непокорных, обрекая их на голод. Что должна делать интеллигенция, столкнувшись с этим злом? По правде, я вижу только один путь – революционный путь неповиновения в духе Ганди. Каждый интеллигент, вызванный в одну из комиссий, должен отказаться от показаний и быть готовым к тюрьме и нищете. Короче, он должен жертвовать своим благополучием в интересах страны. Он должен быть основан на убеждении, что для гражданина позорно подчиниться подобной инквизиции, оскверняющей дух конституции. Если достаточное число людей вступит на этот тяжкий путь, он приведет к успеху. Если нет – тогда интеллигенция этой страны не заслуживает ничего лучшего, чем рабства».
В идею «мирового правительства» Эйнштейн продолжал свято верить: «Человечество может спасти только создание основанной на законе наднациональной системы, которая исключила бы применение грубой силы… Внутренне свободного и порядочного человека можно уничтожить физически, однако его нельзя превратить в слепое орудие или поработить… Я убежден, что задача установления мира во всем мире на наднациональной основе будет решена, если применить в более широких масштабах методы Ганди…»
Встав на защиту супругов Розенбергов, осужденных к смертной казни за атомный шпионаж, Эйнштейн дал телеграмму президенту США: «Совесть моя заставляет меня просить Вас отменить смертный приговор». Конечно, он не рассчитывал, что Белый дом к нему прислушается. Но, сильный духом, Эйнштейн еще хранил надежду. Хотя разумом, вероятно, понимал, что надеяться не на что…
Провозглашенная Маккарти «охота на ведьм» радовала Эйнштейна: он вновь очутился в такой славной компании, ведь среди «мишеней» были композитор Леонард Бернстайн, кинорежиссер Стэнли Крамер, драматург Артур Миллер, певец Пит Сигер, Чарли Чаплин, Орсон Уэллс… Чего же еще желать?
* * *В 1952 году премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион, опечаленный смертью первого президента молодого еврейского государства Хаима Вейцмана, предложил Эйнштейну занять этот пост. Однако великий физик с максимальной дипломатичностью от столь лестного предложения отказался, ссылаясь на свою отстраненность от практической жизни, непрактичность, состояние здоровья и общую рассеянность. Хотя свой отказ сам считал почти предательством. (Правда, поговаривали, что в частной беседе Бен-Гурион задавал себе самому и своим доверенным собеседникам вопрос: «А что бы мы делали, если бы Он согласился?..»)
Так или иначе, портрет Альберта Эйнштейна как выдающегося еврея украсил одну из денежных банкнот Израиля. Буквально за несколько дней перед своей кончиной он готовил речь в честь 7-летия еврейского государства:
«Ни один политический деятель, имеющий возможность принимать решения, не осмеливается пойти по единственно верному пути к прочному миру – обеспечению наднациональной безопасности, так как это означало бы его верную политическую смерть. Что же касается бушующих повсюду политических страстей, то они требуют жертв».
Такими словами он собирался завершить свое выступление перед зрителями ведущих телекомпаний.