Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека, – это ощущение таинственности. Оно лежит в основе религии и всех наиболее крупных тенденций в искусстве и науке. Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне если не мертвецом, то во всяком случае слепым. Способность воспринимать то непостижимое для нашего разума, что скрыто под непосредственными переживаниями, чья красота и совершенство доходят о нас лишь в виде косвенного, слабого отзвука…
Я смотрю на картину; но мое воображение не может воссоздать внешность ее творца. Я смотрю на часы, но не могу представить себе, как выглядит создавший их часовой мастер. Человеческий разум не способен воспринимать четыре измерения… Перед Богом мы все одинаково умны, точнее – одинаково глупы».
В день своего 70-летия Эйнштейн сделал себе подарок – вместе с Робертом Оппенгеймером отправился на прогулку под парусом. А возвращаясь, сказал коллеге: «Знаете, когда посчастливилось человеку сделать за день что-то разумное, потом жизнь кажется ему несколько странной».
Но все же поддался на уговоры друзей и наконец-то уселся за мемуары – «в назидание потомкам». Хотя, строго говоря, эти записки вовсе не походили на классическую автобиографию. Скорее, это была глубокая философская исповедь выдающегося человека, великого ученого и великого человека:
«Там, вовне, был этот большой мир, существующий независимо от нас, людей, и стоящий перед нами как огромная вечная загадка, доступная, однако, по крайней мере, отчасти, нашему восприятию и нашему разуму. Изучение этого мира манило как освобождение, и я скоро убедился, что многие из тех, кого я научился ценить и уважать, нашли свою внутреннюю свободу и уверенность, отдавшись целиком этому занятию.
Мысленный охват в рамках доступных нам возможностей этого внеличного мира представлялся мне, наполовину сознательно, наполовину бессознательно, как высшая цель… Предубеждение этих ученых против атомной теории можно, несомненно, отнести на счет их позитивистской философской установки. Это интересный пример того, как философские предубеждения мешают правильной интерпретации фактов даже ученым со смелым мышлением и с тонкой интуицией…»
Для него было два критерия истины в физике: теория должна иметь «внешнее оправдание» и «внутреннее совершенство». То есть теория должна согласовываться с опытом, раз, а второе – она должна из минимальных предпосылок раскрывать максимально глубокие закономерности универсальной и разумной гармонии законов природы.
Примерно за год до смерти он говорил о «космическом религиозном чувстве», о том, что хотел бы «ощутить Вселенную как единый космический организм». Но при этом он с удовольствием цитировал посвященное ему стихотворные куплеты физиков:
Был этот мир великой тьмой окутан.– Да будет свет! – и вот явился Ньютон.Но сатана недолго ждал реванша:Пришел Эйнштейн, и стало все как раньше.13 февраля 1950 года нобелевский лауреат выступил в авторской телепередаче Элеоноры Рузвельт, вдовы президента США, посвященной опасности гонки вооружений. Ведущая предложила своему гостю высказываться предельно откровенно. О чем другом, но вот об этом Альберта Эйнштейна просить не было нужды.