– Ты и так дубасишь мальчишек во время игр, что они тебя скоро сторониться начнут! – пожурила младшую дочь Йора.
Это отчасти правда, хотя «отчасти» – это еще слишком мягко. Бланка – гроза мальчишек всей Долины. Вал обычно про нее говорит, что у нее просто повышенное чувство справедливости, а справедливым быть сложнее, чем добрым. Но мне кажется, что он приукрашивает, потому что не смотря на ее несносный характер, все в ней души не чают.
Бланке скоро семь, у нее длинные соломенные волосы, которые мама заплетает в две косы над ушами, широко распахнутые голубые глаза, которые умеют принимать такое невинное выражение, что сложно поверить, что она может не моргнув глазом наставить синяков любому обидчику. В общем, это настоящая оса в обличии милой бабочки, но от этого я, кажется, люблю ее только больше.
А через два дня, когда мы с мамой толкли сочные ягоды клюквы для компота, в дом вошел отец. Плечи опущены, глаза как будто остекленели. Я замерла, почуяв неладное. Даже воздух в доме казалось в миг похолодел, как и все у меня внутри. Мысленно я уже просила, чтобы отец не произносил ни слова, чтобы молчал. Ведь пока горестные вести не сказаны вслух, можно сделать вид, что ничего не случилось.
– Гинтар? – осторожно начала мама. – Что случилось?
– Вал… Он…
Нет! Нет! Нет! – мысленно закричала я, – не продолжай! Прошу тебя! Но отец не слышал моих немых просьб и, как топором, одной фразой разрубил что-то у меня внутри.
– Его больше нет. Вала больше нет.
Мама начала оседать на скамью у стола, отец на негнущихся ногах бросился ее поддержать. А я таращилась в одну точку, не желая воспринимать эти слова. Я ведь все сделала, чтобы спасти его. Все сделала! Он не должен был умереть!
– Как это произошло? – шёпотом произнесла мама, но этот шепот разнесся барабанным стуком.
Я уже не могла разглядеть ни ее ни отца из-за пелены слез. И ничего не хотела больше слышать.Это не могло быть правдой! Выбежала на улицу как была в юбке и шерстяной тунике и понеслась к дому Вала, чтобы увидеть его, как всегда выходящего на крыльцо. Он обычно так и делал, выходил нас встречать, заприметив в окне еще издали.
Я срезала все углы и игнорировала расчищенные дорожки, утопая в глубоких сугробах, как в безнадежности своих надежд. Кто-то схватил меня сзади, развернул и крепко прижал к себе. А я продолжала биться птицей. Сквозь слезы до меня пробился голос Бруна.
– Мирра, постой, – шептал он мне на ухо. Его голос тоже надломлен от боли. – Тебе не нужно туда ходить. Мирра, тебе не нужно…
Я продолжала молотить руками грудь друга и что-то кричать. Что это неправда, что я спасу его. Но силы постепенно оставляли меня и понимание необратимости случившегося уносило в темную бездну отчаяния. Я потеряла сознание.
Бланка потом сказала, что я провалялась в бреду три дня. Очнулась на своей постели дома. В ногах свернувшись калачиком спала сестра, а мама сидела рядом и гладила меня по голове. Глубокие тени, что залегли под ее глазами, говорили, что она провела без сна не одни сутки, но все же она улыбнулась, когда я открыла глаза.
– Дочка, милая! Ох, спасибо Праматери, ты очнулась! – мамина рука такая нежная и мягкая, что я снова прикрыла веки, чтобы раствориться в этом чувстве защищенности еще на пару мгновений. Но обрывки последних воспоминаний безжалостно вытеснили все в моей голове, снова наполняя рот горечью. Никого я не спасла. Я просто отсрочила неизбежное. Никчемная Мирра!
– Мы так волновались за тебя, – отец встал с резного кресла, а я с тоской отметила, что это кресло тоже из-под рук Вала. Отец заказал его в подарок для мамы пару лет назад, чтобы ей было удобно сидеть у очага, занятой вязанием. От наших разговоров встрепенулась сестра и с криками кинулась мне на шею, чуть не душа в объятиях, а затем спрыгнула и бросилась к дверям.
– Пойду скажу Бруну, что ты очнулась! – уже выбегая на улицу сообщила она.
Я попыталась ее остановить, но тело от долгого лежания перестало меня слушаться и голос осип. Мама только махнула ей вслед.
– Пусть бежит. Брун и правда места себе не находил, как принес тебя без сознания. Не отходил ни на шаг. Пришлось Шиппу волоком его утащить домой, а не то и спать бы остался тут же на коврике у твоей кровати, – с улыбкой рассказала Йора.
Я представила, как выволакивали из дома упирающего Бруна, и тоже улыбнулась. Уж я то знала, каким настырным он мог быть порой. Возможно, так проявлялись черты его тотема. Что бы там ни говорили, но мне казалось, что со временем человек перенимал некоторые повадки своего зверя. У кого-то сходства были более явные, у кого-то, как легкие тени. Хотя как я могла рассуждать об этом, если меня дар Источника обошел стороной?
Незаданные вопросы повисли в воздухе, но я решила не расстраивать и без того переволновавшихся из-за меня родителей и попросила просто принести мне гребень и зеркало, чтобы причесать растрепанные волосы, перед приходом друга. Отец с плохо скрываемой тревогой посмотрела на маму, но она решительно встала и подала мне свое небольшое зеркальце.
– Мирра, ты только не расстраивайся, – начал тихо отец.