Алая Топь

Все трое остались стоять в тяжелом молчании. Каждый получил наставление от Яги, шепотом, на ухо, и каждый знал, что делиться с остальными им нельзя. Даже если хотелось, слова сами собой застревали в горле и не смели сорваться с языка. Особенно это мучило Милораду, которая надеялась услышать хоть одно доброе слово от своей наставницы, а в итоге удостоилась лишь скупого: «До последнего из кошачьей шкуры не вылезай, может, чему полезному научишься». А ей вовсе не хотелось отправляться за тридевять земель под боком у любимого в маленьком, покрытом шерстью теле. Она скучала по своему отражению, по тонким запястьям с зеленоватыми венами, проступающими под нежной кожей, отзывавшейся на каждое прикосновение заботливых рук. Сейчас же Святослав чесал ее за ухом, как обычную дворовую кошку, а она только и могла, что мурлыкать да держать в себе копившуюся в груди тоску. А всего-то и нужно было – прижаться кожа к коже, уснуть, вдыхая запах родного тела. К тоске примешивалось и новое чувство, впервые всколыхнувшееся в душе, когда они глядели в подаренную Водяным водицу. Ярость. Ненависть. Почти так же сильно, как она желала Святослава, Милорада хотела собственными когтями снять с Даны свою кожу. Отомстить и за матушку, что в Алой Топи сгинула, и за себя, сиротой оставшуюся. О, сколько способов расправы промелькнули в голове Милорады, пока она неслась по коридорам княжеского терема! И все они рассыпались прахом, стоило Дане завязать узелок на тонком медном волоске, что она держала в своих бледных пальцах.

– Нахохлилась как филин, – вырвал Милораду из размышлений насмешливый голос Власа. Девушка и сама не заметила, как распушилась рыжая шубка.

– А ты чего веселишься как щенок?

– Ну, не меня ведь пустоголовой балбесиной назвали, – осклабился тот и подался вперед, будто собирался кувырнуться, и тут же легко приземлился на четыре лапы. Милорада даже немного удивилась тому, как просто Власу теперь давалось обращение.

«Само собой, родная шкура не жмет и не натирает», – хмыкнула она про себя.

– Нужно забрать скатерть, – заговорил Святослав. – И прихватить из дома кое-каких вещей на подарки.

– Только главное – до заката успеть, – хмыкнул волк, подставляя спину. – Держи крепче свою хвостатую невесту.

Милорада хотела было шикнуть, но Свят уже закинул ее себе под рубаху и аккуратно прижал к животу. Началась тряска. Волк плавно переходил с рыси на ровный ход, словно приноравливался к тому, чтобы не бежать, как охотничья собака, а нестись пущенной стрелой, как настоящий Кощеев посланник. Милорада слышала, как Яга в ночи, когда все спали, делилась с юнцом историями о волках. О том, как они души мертвецов через реку и лес перевозили туда, где в ледяных чертогах те находили успокоение и очищение.

– Помни, мальчик: то, что в крови твоей, сильнее всяких слов. Слушай себя. Верь себе. И думай уже башкой, а не трясущимися поджилками! – наставляла она. И как Влас после такого мог ходить веселым?

А Влас и не думал веселиться. Просто позволял ветру и лесу греметь в ушах. Он прислушивался к чувству, которое поднималось в узкой волчьей груди. Больше всего оно напоминало ощущение правильности, какое бывает, когда делаешь что-то, что знаешь настолько хорошо, что и задумываться не надо.

Солнце едва успело пройти середину неба, а они уже оказались в Доле, прямо посреди окаменевшей свадьбы. Некоторые изваяния изрядно обгадили птицы, но куда больше пернатых привлек праздничный стол. Вороны и синицы, кукушки и дрозды, ни капли не чураясь соседства друг с другом, расхаживали среди угощений, подъедая из разных блюд.

Свят спустился на землю с волчьей спины и, стараясь не глядеть в окаменевшие безжизненные глаза, принялся разгонять птиц. Милорада выскочила из ворота его рубахи. Стоило кошачьим глазам увидать пернатых гостей, под шкурой взыграли незнакомые прежде ощущения. Девушку охватила жажда такой силы, будто вся ее жизнь зависела от того, чтобы впиться как можно скорее в покрытый перьями бок, располосовать мягкую грудку, пока когти не достанут до трепещущего сердца. Не успев ничего подумать, кошка вскочила на стол и, низко припадая, на полусогнутых лапах, бросилась на птиц. Те сразу завидели хищницу и кинулись кто куда, оглушительно хлопая крыльями и оголтело вопя.

Святослав несколько раз попытался окликнуть невесту, но его голос пролетал мимо прижатых к голове ушей. Юноша быстро сдался и побрел к столу, ища среди завалов кусок сала, о котором говорил при– зрак.

– Что-то ты совсем невесел, – склонил голову набок Влас, не торопившийся оборачиваться обратно человеком.

– А чего мне веселиться? – нахмурился Святослав, с трудом сдерживая отвращение. Под палящим солнцем еда успела изрядно попортиться, и стоило птицам отвлечься, пищу тут же облепили мухи. Вот уж славный пир вышел, ничего не скажешь!

– Яга же надоумила, как нам княжество выручить. Все сделаем и вернемся. Ты княжить будешь, на Милораде женишься, – Свят готов был поклясться, будь Влас сейчас в человечьем обличье, он бы как ни в чем не бывало пожал плечами.