Аквамарин

– Детка! Как тебе вообще могло прийти в голову, что она может быть не твоей мамой?

Тут я рассказываю ей всё. О моем заплыве в одиночестве в глубины Тихого океана. О мужчине с жабрами, который мне там встретился – и который владеет языком жестов!

Я опускаю только историю с акулой. Мне самой не хочется думать об этом, воспоминание слишком свежо и ужасно.

Я также не говорю ей, что уже была у Пигрита и что мысль, будто моя мама могла украсть меня и увезти в Перт, принадлежит ему. Тетя Милдред и без того сильно побледнела. Я заканчиваю рассказ и опускаю руки. Они кажутся уставшими, обессиленными. Как будто я пыталась откатить тяжеленный камень, загораживающий вход в пещеру, где хранятся ответы на все мои вопросы. Ну, или не хранятся, это мы поглядим.

Моя тетя в глубокой задумчивости проводит руками по своим слегка вьющимся волосам. Она всегда так делает, когда размышляет о чем-либо или погружена в воспоминания.

– Когда мы были детьми, – произносит она наконец, – твоя мама всё время выдумывала для меня истории. Как я их любила! У Моники была невероятная фантазия. Ей никогда не приходилось долго размышлять, что-то придумывать, понимаешь? Достаточно было просто сказать ей «расскажи мне историю», и она могла начать рассказывать, вот так сразу, в любой момент. Обычно сочиняла совершенно невероятные вещи. Поэтому сначала я решила… – Она замолкает и качает головой. – Но потом всё оказалось иначе. Гораздо сложнее.

Я смотрю на нее в растерянности.

– Понятия не имею, о чем ты, – говорю я и замечаю, что начинаю злиться.

Тетя Милдред встает.

– Подожди. Я принесу письма, которые мне тогда писала твоя мама. И ты всё поймешь.

15

Письма? Я озадаченно наблюдаю, как она выходит из гостиной, слышу, как поднимается наверх в свою комнату. Она сразу же спускается обратно, с маленьким сверточком в руках, и сверточек этот – перевязанные листки бумаги.

И тут до меня наконец доходит. Вот почему я не нашла писем у нее на планшете: моя мама писала ей бумажные письма!

Тетя Милдред садится рядом со мной на диван. Я не могу оторвать глаз от свертка в ее руках, от всех этих конвертов с темно-красными штрихкодами. Письма на бумаге. Именно так. Кое-где на земном шаре до сих пор такой способ коммуникации в ходу, но подобное я видела только на фотографиях в учебнике истории.

Тетя Милдред раскладывает конверты по порядку, достает из них письма, пробегает их глазами. Я потрясена тем, как легко и бегло она разбирает рукописный текст. Для нее это что-то само собой разумеющееся, ей даже не приходит в голову спросить меня, смогу ли я это прочесть, – она просто протягивает мне первое письмо.

Я читаю. Бумага хрустит у меня в руке. Этому письму больше семнадцати лет, оно датировано 1 августа 2134 года. Почерк тот же самый, который я уже знаю по маминому дневнику. Мама пишет, что в Асагай, маленькой деревеньке на побережье Малайзии, она живет у пожилой женщины, которой помогает по хозяйству, и ждет, когда в октябре начнется работа в ближайшем медиацентре.

«Миссис Тан гораздо бодрее, чем можно предположить по ее внешнему виду, так что на самом деле работы у меня мало и много свободного времени. Я часто хожу на пляж. Здесь много маленьких бухточек, в которых можно побыть совершенно одной. Я наслаждаюсь тем, что наконец-то снова могу купаться голышом. До того момента, когда начнется моя работа, я наверняка стану совершенно равномерно коричневой!

У миссис Тан пятеро сыновей. Они все работают на подводных рудниках Кепуилау и приезжают навестить ее между вахтами. Они рассказывают мне о своей работе и о морских духах, с которыми они иногда сталкиваются под водой и которых они винят в различных поломках и авариях. Морские духи обрывают кабели, проделывают дыры в питающих шлангах, крадут важные детали и всё в таком духе. Забавно, что они это рассказывают на полном серьезе».

Когда тетя Милдред видит, что я дочитала до этого места, она протягивает мне следующее письмо, датированное неделей позже, и указывает на этот пассаж: