Акт бунта

— Почему ты так на меня смотришь? — спрашивает она, доставая из своей сумочки «Биркин» пачку «Винчестер». Вытаскивает сигарету и закуривает, протягивая мне пачку.

— Входишь в ремиссию и сразу же подготавливаешь рак легких? — ворчу я. — Очень мило, мама.

— О, пожалуйста, не называй меня так, дорогой. Ты же знаешь, это заставляет меня чувствовать себя старой.

— Ты и есть старая. — Я закуриваю сигарету, зажатую между зубами. — Старая и глупая. Тебе не следовало приезжать. От Нью-Йорка до Нью-Гэмпшира пять часов в пути. Простого телефонного звонка было бы достаточно.

— Сегодня твоя выпускная церемония, Пакс. Думаешь, я бы пропустила это?

— Да. Безусловно, да.

Она корчит гримасу, теребя нелепую черную мантию, которая на мне надета. Ранее она попросила меня надеть выпускную шапочку для фотографии, но я так злобно набросился на нее, что она сразу же сдалась и с тех пор больше не просила.

Затягиваясь сигаретой, она выпускает дым через нос.

— О, конечно, да. Потому что я худшая мать в мире, не так ли?

Я ничего не говорю. Она ждет, что я буду лебезить перед ней, буду отрицать и убеждать что, конечно, она не самая плохая мать в мире, с какой стати я должен так думать? Но я не один из ее наемных лакеев. Поэтому не обязан говорить ей то, что она хочет услышать. И не обязан заставлять эту женщину чувствовать себя лучше после того, что она делала со мной на протяжении многих лет.

Мередит, кажется, молча принимает это, глядя вдаль.

— Ты все еще весь в синяках, — говорит она через некоторое время.

Она пытается дотронуться пальцами до неприглядной зеленой тени под моим правым глазом, но я отмахиваюсь от ее руки.

— Я в порядке.

— Я знаю. — Она снова затягивается и выпускает дым. — Ты всегда был сильным. Сильнее, чем нужно было быть. Я хочу, чтобы ты знал, что…

Я жду, а потом жду еще немного. Смеюсь себе под нос, позволяя тихому пространству между нами, где извинения Мередит остаются невысказанными, растянуться. Она никогда не сможет этого сказать. Я никогда не услышу, чтобы моя мать сказала, что ей жаль. Мне не нужно слышать, как она это говорит. Часть меня знает, что она в любом случае не имела бы этого в виду. Мередит слишком сломлена, чтобы когда-либо признать, что сделала со мной что-то плохое.

— Обвинения в нападении были сняты. И, судя по всему, тот ужасный мальчик отправится в тюрьму на очень долгое время, — говорит она.

Я очень сильно затягиваюсь сигаретой, выкуривая ее. Швыряю окурок в розовые кусты.

— Я знаю. Руфус сказал мне. — Он сказал, что Джоне светит двадцать пять лет за то, что он сделал с Чейз. Двадцать пять лет, кажется, недостаточно. Но у меня долгая память. Я этого не забуду. И буду ждать Джону Уиттона за тюремными воротами в тот день, когда его срок подойдет к концу.

Мередит смотрит на широкую полосу газона, которая тянется вниз к озеру академии. Она на мгновение задумывается, а затем говорит:

— Им действительно нужно посадить несколько кипарисов вдоль дороги, там, внизу. Той, что ведет к главному входу. Мне всегда казалось, что кипарисы выглядят ужасно романтично. Хотя я не уверена, что они будут процветать в таком климате. Я слышала, что здесь очень часто идут дожди.

Ни слова лжи, это второй приезд Мередит в Нью-Гэмпшир. Она отправила меня в Вульф-Холл на основании брошюры, которую однажды прислала ей по почте ее подруга из Коннектикута, потому что ее подруга считала, что Вульф-Холл выглядит как место, которое «заставит такого парня, как я, исправиться».

— Мне насрать на кипарисы. Послушай, если уйдешь сейчас, то сможешь вернуться в город до наступления темноты.

Свободной рукой она указывает куда-то вдаль, выпрямляясь, как будто ей только что что-то пришло в голову.

— Вместо этого они могли бы сделать белый штакетник. Что-то, что привлекло бы внимание к вон тем горам. Просто кажется, что чего-то не хватает. Ты так не думаешь?

Ну, она права. Взглядом фотографа я могу взглянуть на открывающуюся перед нами панораму и увидеть, что, если бы я сфотографировал пологую лужайку, озеро, рощу деревьев за ним и горную гряду вдалеке, в кадре определенно чего-то не хватало бы в крайней левой части изображения. Но я не собираюсь сейчас обсуждать с моей матерью правило гребаных третей. Вздыхая, я наблюдаю, как стая птиц слетает с дерева у воды, пытаясь набраться терпения.

— Мередит…

— Когда ты в последний раз ходил в церковь?

Мой уровень разочарования резко возрастает.

— Не знаю, сколько раз я должен повторять тебе это, но я не верю в Бога.

Она усмехается.

— Ну, это вообще неважно.

— Мам…

— Я горжусь тобой, знаешь?