Она отвечает зловещим взглядом. —Мне приходилось с такими встречаться. — Видеть это знакомое мрачное выражение на лице чужака непривычно и странно. —Мы побывали в жутких местах, пока были в экспедиции. Тут она смотрит куда-то вбок, и ее лицо становится непроницаемым. —Быстро! Расскажи, в чем твой план. Пока мать сюда не пожаловала.
—Поточное архивирование ветвей сознания и интегрирование журналов истории. Ветвление, прохождение разных жизненных путей и выбор наилучших. Больше никаких неудачников — просто нажимай „перезапустить игру“ и продолжай. Все это, и долгосрочные перспективы на рынке фьючерсов в сфере истории. Мне нужна ваша помошь — тараторит он. —Семья поможет мне справиться. И я хочу заставить ее перестать убивать себя.
—Семья… — Она сдержанно кивает. Сирхан замечает, как Пьер оценивающе разглядывает его. Этот Пьер — не слабое звено, лопнувшее до того, как он родился, он — бывалый исследователь, недавно вернувшийся из глуши, и он — спутник Амбер. У Сирхана есть пара козырей в инструментарии экзокортекса — он просто видит туман отражений, клубящийся вокруг Пьера. Манер его исследования данных груб и старомоден, но отличается энтузиазмом, и определенно, не лишен некоторой фишки. —Семья… — бормочет Амбер, как ругательство. —Здравствуй, матушка — говорит она уже громче. —Мне бы стоило догадаться, что он пригласит и тебя.
—Подумай как следует. — Сирхан оборачивается к Памеле, потом снова к Амбер, и вдруг ощущает себя крысой, оказавшейся между двух рассерженных кобр. Памеле можно дать на вид лет шестьдесят с лишним, хоть и отметить, что она плохо сохранилась — на ней неброский макияж, и она одета в старинное модное платье, скрывающее аппаратуру медицинского обеспечения. Лучше и не знать, что ее состояние вызвано суицидом, настолько медленным, что кровь стынет в жилах. Она вежливо улыбается Амбер. —Возможно, ты вспомнишь, как я говорила, что настоящая леди никогда никого не обижает ненамеренно. В мои намерения не входило обижать Сирхана, объявляясь вопреки его желаниям, так что я не давала ему шанса сказать „нет“.
—Во-о-от как ты добиваешься расположения? — протяжно говорит Амбер. —Я была о тебе лучшего мнения.
—Ой, да неужто. — Огонь в ее глазах вдруг исчезает, поддаваясь холодному давлению самоконтроля, который появляется только с годами. —Я надеялась, что свобода улучшит хотя бы твое отношение, не говоря уже о манерах, но очевидно, этого не произошло. Памела машет клюкой в сторону стола. —Позволь мне подчеркнуть — это все затеял твой сын. Почему бы тебе не съесть что-нибудь?
—Отравитель пробует первым — хитро улыбается Амбер.
—Да чтоб вас через плечо! — Это первое, что говорит Пьер, и когда он выступает вперед, берет тарелку бисквитов с лососевой икрой и уминает один, все испытывают огромное облегчение, как бы он не выражался. —Не могли бы вы потерпеть и отложить разделывание друг друга, пока мы не наполним желудки? А то здесь метаболизм не отключишь.
Проклятие развеяно. —Спасибо вам — с чувством говорит Сирхан, беря печенье. Амбер и ее мать наконец перестали готовиться к стратегическим ядерным ударам друг по другу, переходя к более миролюбивому делу — поглощению пищи — и он чувствует, как спадает напряжение вокруг. Как известно, в любом высокоразвитом социуме сначала идет еда и потом — драка, а не наоборот.
—Возможно, вам понравится яичный майонез — слышит Сирхан собственные слова. —Словами дольше объяснять, что заставило дронтов вымереть в первый раз.
—Дронтов… — Амбер принимает тарелку от тихонько подкатившегося кустоподобного официанта. Одним глазом она все-таки продолжает наблюдать за матерью. —Так что там было с проектом и с семейным вложением? — спрашивает она.
—Именно то, что без твоего участия твоя семья снова пойдет по миру — вставляет ее мать, не успел Сирхан собраться с ответом. —Впрочем, боюсь, ты не станешь себя утруждать.
Борис влезает. —Миры ядра кишат корпорациями. Им там хорошо, когда есть, чем поживиться, а вот нам — не очень. Если у вас происходит то же самое, что и мы видели…
—Не припомню я, чтобы ты там тоже был — ворчит Пьер.
—Как бы то ни было — мягко говорит Сирхан, —Ядро теперь — не самое здоровое место и для нас, и вообще для всех, кто когда-либо имел биологическое тело. Люди там еще есть, но всем, кто выгружался с ожиданиями экономики бума, пришлось крепко разочароваться. Высшая ценность там — это оригинальность, а человеческая нейроархитектура к этому не приспособлена. Мы, по определению — вид консерваторов, поскольку в статической экосистеме это выдает наибольшие проценты по инвестициям в размножение, и требует наименьших затрат. Да, со временем мы меняемся, мы более гибки, чем почти любой другой вид животных, живший на Земле, но мы — гранитные статуи по сравнению с организмами, адаптированными к Экономике 2.0.
—Рассказывай им, детка — воркует Памела с насмешкой. —В мою-то молодость все не было так бескровно. — Амбер удостаивает ее холодным взглядом.