Где-то через час вдумчивых сварочно-прокладывательных работ приходит черед обеда заморожено-сушеной[148] ягнятиной и пастой из чечевицы и вареного риса, и пакета крепкого черного чая — смочить горло. Затем — ревизия следующих пролетных маневров, после чего, если, дай Боже, если не будет новых неисправностей, можно уделить исследованиям час или два перед вечерними молитвами. А послезавтра, возможно, даже найдется время отдохнуть пару часов и посмотреть один из тех старых фильмов, которые так восхищают его своими прозрениями об инопланетных культурах — в этот раз, наверное, «Аполлон-13». Да, непросто быть единственным членом команды на борту корабля долгосрочной экспедиции. Особенно для Садека — насколько ему известно, он является единственным верующим в пределах полумиллиарда километров, и задержка распространения сигнала к Земле и обратно составляет больше получаса в один конец — разделить беседу решительно не с кем.
Амбер набирает парижский номер и ждет, пока кто-нибудь не ответит. Она знает эту странную женщину с экрана телефона: Матушка зовет ее «этой сладенькой девкой твоего отца», неизменно сопровождая эти слова особенной поджатой улыбкой (в тот единственный раз, когда Амбер спросила ее, а что такое «сладенькая девка», Мать шлепнула ее — не сильно, просто предупреждая). — Можно Папу, пожалуйста? — спрашивает она.
Странная женщина слегка озадачена. У нее светлые волосы, как у Матери, но цвет определенно появился благодаря тюбику высветлителя, и стрижка очень короткая. А кожа — темная. — Oui. О, сейчас. Она неуверенно улыбается. — Извини, ты сейчас по одноразовому телефону? Хочешь поговорить с ним?
И Амбер выпаливает: —Я хочу с ним
Аннетт прожила с ее отцом раза в два с лишним дольше, чем ее мать. — Тс-с. Она улыбается. — Ты уверена, что этот телефон… что мать о нем не знает?
Амбер оглядывается. Кроме нее, в холле отдыха нет никого из детей — перемена еще не настала, но она сказала учителю, что «ей нужно прямо сейчас». — Я уверена, вероятность по двадцати наиболее значимым факторам более 0,9. — Ее модуль байесового анализа утверждает, что точный расчет невозможен, ведь Матушка еще не ловила ее с одноразовыми телефонами, ну и пофиг. У
— Очень хорошо. — Она смотрит в сторону. — Мэнни! Звонок-сюрприз!
На экране появляется Папа. Теперь его лицо видно целиком, и он выглядит моложе, чем в прошлый раз — наверное, перестал использовать эти здоровенные старые очки. — Привет… Амбер! Ты где? Твоя мать знает, что ты мне звонишь? — говорит он слегка обеспокоенно.
— Нет. — уверенно говорит она. — Это телефон из коробки Грэхемс.
— Уфф. Слушай, дорогая, ты никогда, никогда не должна звонить мне, если ты не уверена, что мама не узнает. Иначе она и спустит на меня адвокатов с тисками для пальцев и раскаленными клещами, потому что она заявит, что это я заставил тебя позвонить мне. И тогда даже дядя Джанни не разберется. Понимаешь?
— Да, папочка. Она вздыхает. — Хоть я и знаю, что это неправда. Ты разве не хочешь узнать, зачем я звоню?
— Хм-м. — С мгновение он, кажется, сомневается. Потом задумчиво кивает. Амбер любит Папу — ведь он почти всегда воспринимает ее всерьез, когда они разговаривают. Ужасно досадно, что приходится занимать телефоны у одноклассников или туннелировать сквозь крепостные стены фильтров Матери, но ведь Папа не считает, что раз она только ребенок, она не должна ни о чем знать! — Я хочу сбежать, Папа. Правда, я хочу. Мама с каждой неделей все больше слетает с катушек. Она таскает меня по всем этим церквям, а вчера устроила мне взбучку за то, что я говорила с терминалом. Она хочет утащить меня к школьному мозгоправу. За что? Я просто
Картинка с папой на экране сдвигается и скользит, чтобы показать Тётю Нетти. Она встревожена. — Ты же знаешь, твой отец … он не всесилен. Разводные адвокаты его к столу привяжут.
Амбер шмыгает носом. — Ну, а
— Я постараюсь что-нибудь сделать — говорит сладенькая девка ее отца, и раздается звонок завершения вызова.
Груженый инструментами модуль удаляется от разведывательного дрона