— Дети, успокойтесь! — Она оглядывается; кто-то из Франклинов (это темнокожая женщина лет двадцати с чем-то), нахмурясь, смотрит на них. — Неужели вы никак не способны не подраться, если вас оставить одних на полтысячи секунд?
Амбер дуется: —Это не драка, это силовой обмен мнениями.
— Ха. — Франклин со скрещенными руками и чопорно-покровительственным выражением на ее-их лице отклоняется назад, вися в воздухе. — Слышал уже. В любом случае… — Она-они машет рукой, и экран отключается. — …У меня для вас новости, несносные детки. Нашу заявку подтвердили! Завод начинает работу, как только мы прекратим цапаться и закончим пересылать все эти бумаги нотариусам. Наше время пришло, и мы отплатим за содержание…
Амбер предается воспоминаниям о далеком-далеком прошлом — целых пять лет назад по ее субъективному времени. Кадры из просмотра: двухэтажное ранчо на американском Западе, где они поселились, пока Мать занимается ревизорской проверкой устаревающей конвейерной линии, штампующей трухлявые СБИС[143]-процессоры для снабжения тех проектов Пентагона, которые все-таки избежали выкоса при сокращениях бюджета. Мать нависает над ней, пугающе взрослая в своем черном деловом костюме и со своими сережками-камерами. — Да, ты пойдешь в школу. Я так сказала.
Ее Мать — светловолосая мадонна изо льда, и она — одна из самых результативных охотников за головами в Налоговом управлении. Она может заставить смертельно побледнеть бывалого исполнительного директора какой-нибудь компании одним только взглядом искоса. Амбер — восьмилетняя оторва с копной непослушных волос и противоречивой смесью личностей, не способная пока из-за недостатка опыта ощущать границу между собой и сетью, и она не знает, что и ответить. За пару секунд в слова оформляется только слабенький протест. — Не хочу-у-у… — Один из ее защитных демонов[144] шепчет ей на ухо, что это не лучший подход, и она добавляет улучшения. — Они будут травить меня, мам. Я слишком отличаюсь. И потом, я знаю, ты хочешь, чтобы я социализировалась, глядя на метрику в классе, но зачем тогда дополнительный сетевой канал? Я могу социализироваться и из дома, правда-правда хорошо…
Тут Мать делает кое-что непривычное. Она опускается на колени, так, чтобы смотреть Амбер в глаза. Комната — ретро семидесятых годов, коричневый рубчатый вельвет и кислотно-оранжевые обои с турецкими узорами. Домашние роботы попрятались, чтобы не мешать людям вершить свои дела, и они остались вдвоем на ковре. — Послушай меня, моя драгоценная. — Голос Матушки, заряжен эмоциями не меньше, чем воздух в ее офисе — одеколоном, скрывающим запах страха клиентов, и полон придыхания. — Я знаю, так пишет тебе твой папа, но это неправда. Тебе нужна компания — настоящая компания, дети твоего возраста. Ты
Это грубый морализаторский шантаж, ясный как божий день и действенный как асфальтовый каток, но аналитический модуль Амбер отмечает его значком-спрайтом сильной эмоциональности, демонстрирующим вероятность физических наказаний, если она попадется на приманку. Мать возбуждена, ее ноздри чуть расширены, частота дыхания подскочила, и заметны расширенные капилляры на щеках. Амбер уже в восемь лет вполне способна предсказать надвигающееся телесное наказание, смоделировать процесс во всех его деталях и успешно его избежать — спасибо головному набору и агентам метакортекса, которые всегда к ее услугам. Однако увы, ее телосложение и отсутствие физической зрелости — существенный гандикап при взаимодействии со взрослыми, хоть они и росли в более простые времена, и ничего не понимают. Она вздыхает и надувает губы — надо бы показать Маме, что она готова к послушанию, но еще сомневается. — Ла-а-адно. Если ты так хочешь…